Пепел Предтеч (СИ)

Она замолчала, и по её гладкому лицу пробежала расслабленная волна. Я понял, что она начала медитировать, и отвлекать её больше не стал. Она сказала мне более чем достаточно — я даже пожалел, что сразу её не спросил. Это звучало куда проще и понятнее, что советы Шута.

Следуя чужому примеру, я скрестил ноги и сел на скалистый пол. Дыхание очень скоро стало легким, почти неслышным и невесомым. Ощущения тела незаметно стали пропадать, словно проходя по пути сквозь нежное покрывало. Мысли стали лопаться, как мыльные пузыри, а мой разум обратился острием иглы, направленным в звенящую пустоту. Она звучала в моем сознании, как голос безмолвия, и я почувствовал холод. Льдистое касание зимы.

И, все же, что-то было не так. Теперь, когда я не слышал своих мыслей — я услышал чужие.

— Как ты думаешь, почему у неё ничего не получилось? — тихо спросил меня Шут, и его голос пролетел в безмолвии моего разума, как неслышимый шелест. Меня всё так же не достигали ощущения тела, и спустя время, я решил удостоить Шута ответом.

— Подумай сам, — в некотором роде, я огрызнулся, а не ответил. Я был зол из-за того, что с его подачи убил почти сутки без всякого толку. Как ни странно, Шут не стал грубить мне в ответ.

— Так она же сама нам сказала, почему, — он издал неопределённый смешок. — Способности к псионике есть только у мужчин. А женское дело — дети.

— Ты же сам понимаешь, что различия между полами не настолько велики, чтобы псионика стала женщинам недоступна вообще. Для этого им надо было принадлежать другому виду, а не другому полу. Ей просто промыли мозги воспитатели, и понаставили закладок в сознании. Наверняка всё обстоит именно так, — буркнул я.

— Не одобряешь? — спросил меня Шут.

— Насчёт общества, где промывают мозги телепаты, со сколь угодно благими целями, у меня всегда будут подозрения, Шут. Понимаю, конечно, зачем они это сделали — чтобы рождаемость компенсировала смертность.

— Я спрашивал твоё мнение насчёт того, чтобы женщины были заняты детьми.

— Да я понял. Если бы я беседовал с такой девушкой, как Белка, на Земле, и она сказала бы мне что-нибудь в этом роде — я бы в неё влюбился, — я неохотно признался. — Как по мне, много детей — это хорошо. Конечно, когда это по своей воле и без телепатов. Родитель тратит на детей свои годы, но дети-то получают их вместо него, когда они появляются на свет. Если детей больше, чем двое — размен сразу становится в их пользу.

— С точки зрения общего блага — да, это чистая математика, — согласился Шут. — На место одной женщины в обозримые сроки приходит несколько человек, которые сами потом могут решить, чего им нужно. В долгосрочной перспективе — сплошная выгода. С точки же зрения индивида — размен неравноценен. Он-то теряет годы свои собственные, которые мог бы провести в блаженном покое — а получает их вместо него кто-то другой. Даже если этих других — его детей, будет хоть двадцать.

— Да. Поэтому личный интерес заключается в том, чтобы детей было как можно меньше, чтобы поменьше тратить на них своё время. Пусть их делает тот, кому больше всех нужно, — я проворчал. — Цивилизация всё равно угаснет уже тогда, когда тебе станет на это плевать.