Пепел прошлого

Он смотрел на ее бледное лицо, трясущиеся губы, руки, схватившиеся за притолоку, и не мог сдвинуться с места.

– Что стряслось, Татьяна Ивановна? Подохла ваша любимая козочка? – сурово сдвинул брови Устинов. – Вы чего так врываетесь? Что за беда?

– В Залесье беда, доктор, – тихо простонала медсестра, мелкими шажками добралась до кушетки и села.

– Ну вот… В Залесье, а не у нас. – Он натянуто улыбнулся. – И что же за беда в Залесье, дорогой мой человек?

– Пожар, – выдохнула она и, немного приходя в себя, повторила: – В Залесье случился пожар, доктор.

– И что? Вы и я каким боком?

Он говорил, чтобы она успокоилась, а ее сумасшедший взгляд наполнился смыслом, и тогда они смогут спокойно поговорить и все обсудить. Сам-то он уже понял, почему пожар в Залесье имеет к ним отношение. Пациентка, которую он спас, насквозь пропахла дымом.

– В Залесье сгорел дом, только что смотрела по телевизору новости.

– Считаете, что наша пациентка чудом спаслась из того пожара? – Он очень старался, чтобы его голос звучал скептически, а вид внушал спокойствие.

– Я считаю, что она как-то замешана, и пожар там был не случайным. Болтают, что поджог. И трупы… – На последнем слове Татьяна Ивановна слабо пискнула и замолчала.

Устинов не стал ее допрашивать и отослал, а сам тут же включил старенький телевизор. Он дождался блока новостей, потом еще одних и еще – на других каналах. И отправиться домой спать он уже не смог.

Он влип. Он точно влип по самое некуда! Тот пожар был не простым несчастным случаем, а поджогом. Мало того, в сгоревшем доме нашли трупы двух женщин и одного мужчины. О причинах их гибели не сообщалось, но почему-то Устинову чудился во всем этом криминальный след.

Он выключил телевизор и полчаса сидел без движения. Слышал, как Татьяна Ивановна переговаривается с пациентами, явившимися на уколы, с кем-то ругается, с кем-то шутит. Она быстро отошла, влившись в ежедневную рутину, а он так не мог. Устинов остолбенел от вероятности того, что, возможно, стал причастен к страшному преступлению.

Он, конечно, допускал, что женщина, которой он помог, пострадавшая и просто чудом спаслась от гибели. Или ее кто-то спас. Но!..

Но Устинов понимал, что в этой истории очень много действующих лиц, и разобраться, кто из них кто, ему не под силу. Этим должны заниматься правоохранительные органы.

И он сегодня… Нет, уже завтра сообщит куда следует. А сегодня спать не станет после дежурства, а предпримет кое-какие действия.

Во-первых, он навестит дом Гапоновых, мимо которого проезжали и проходили все, кто прибывал в их поселок. У них не имелось видеокамеры, зато был сын Сережка – пятнадцатилетний паренек, считавшийся хакером. На памяти Устинова даже был визит к Гапоновым серьезных ребят из прокуратуры, которые заподозрили Серегу в каких-то запретных делишках. Тот тогда отделался строгим разговором и внушением, а также парой подзатыльников от отца. Запретными делами подросток вроде бы заниматься перестал, но почему-то за помощью, требующей добыть о ком-то информацию, все в поселке бежали к нему.

После Гапоновых он поедет… Нет, сначала переговорит с подростком, а там уже планы станет строить. Кто знает, может, Сережа Гапонов сможет ему помочь, и дальнейших действий никаких не потребуется. Кто знает…

Глава 9

Родионов с трудом сдерживал зевок, выворачивающий ему челюсти. У него даже за ушами заболело. И конца края этому, кажется, не было видно – он второй час сидел на совещании в Залесском отделении полиции, слушал размытые доклады сотрудников и все сильнее хотел выпить. Конечно, умом он понимал, что причина сама по себе невнятная: если такими причинами руководствоваться, то можно стаканы опрокидывать каждый час, его ведь много кто раздражал.

Сейчас особенно он злился на майора Усова, возглавившего расследование после того, как Звягинцева отправили в отпуск.

Ему одному казалось, что майор Усов отчаянно тупит и уводит следствие в дальние дали, совершенно неспособные пролить свет на действительность? Или это норма для здешних? Они все сидели вокруг стола в кабинете Звягинцева, который Усов поспешил занять, надували щеки, согласно кивали, вместо того чтобы работать на земле и опрашивать народ. За полтора минувших часа Родионов не услышал ни одной более или менее стоящей версии. Вообще ни одной!

Все сводилось к одной-единственной фамилии: Пышкин! И плевать всем, что у того нет мотива и есть алиби! Он, только он во всем виноват. Потому что у него – что? Правильно! У него были возможности!

Гул мужских голосов то нарастал, то ослабевал, напоминая Родионову жужжание роя насекомых. Под этот гул неплохо дремалось бы, не будь он на совещании. В очередной раз подавив зевок, он поднялся с места.

– Вы уходите, Александр Дмитриевич? – с надеждой в голосе и во взгляде спросил Усов.

– Нет. Но у меня есть что сказать, – криво ухмыльнулся Родионов.

Все десять голов повернулись в его сторону. Одиннадцатая – Усова – застыла на мощной шее.