Пепел прошлого

Голос ее дрогнул. Она осторожно протянула руку, выдернула у майора деньги и полезла из машины, но успела сказать, что ничего больше не знает и никого не видела.

Родионов проводил взглядом разбитную девицу, вихляющейся походкой удаляющуюся по дороге в сторону трассы, и снова нажал на газ.

– Слушай, Анфиса, последний вопрос, – медленно поехал он рядом с ней.

– Достал! – закатила глаза она. – Чего еще? Говорю же, не знаю я этого мужика!

– Кто в ту ночь был твоим клиентом? Чью машину ты брала? – спросил майор, не думая отставать.

Она ответила правду. А смысл врать? Его машина регулярно стоит у того старого забора. Ее только слепой и ленивый не видел. Пусть сами разбираются, а ей пора работать.

Глава 17

Виктор Иванович совершенно точно слышал громкий крик вчера вечером. В перерыве между футбольными матчами отчаянно кричала женщина. Он мог поклясться, что она не просто кричала, а звала на помощь, но его жена – старая ненавистная гадина – покрутила пальцем у виска и посоветовала обратиться к психиатру.

– Я давно говорила твоим племянникам, что тебе место в психушке. А они сочли, что я возвожу на тебя напраслину.

Его старая жена, с которой он прожил почти сорок лет, удовлетворенно улыбалась, рассматривая его силуэт в дверном проеме комнаты.

– Вот отправят тебя в психушку, а я навещать тебя не приду. И даже слова не скажу, когда тебя станут привязывать к койке и обливать ледяной водой. Надо же было до такого додуматься: женщина его зовет на помощь! – Ее искривленный артритом указательный палец тронул левый висок и снова интенсивно закрутился. – Какая женщина, Витя? Не та ли, из-за которой ты меня чуть не бросил? На двадцатом году совместной жизни! Это же надо было додуматься – влюбиться в собственного парикмахера и закрутить с ней роман! Ты уже тогда стал ненормальным, а я сигнализировала, что у тебя не все в порядке с головой. Но твои племянники назвали это любовью и посоветовали мне набраться сил и терпения. Мол, все сойдет на нет. А оно вон как сошло! Слушай!..

Она отшвырнула ненужное вязанье на низкий столик и принялась медленно выбираться из глубокого кресла, в котором сидела почти все время. Это давалось ей с трудом, но он и не думал ей помогать, был уверен: сил у старой гадины хватит на все – и на то, чтобы выбраться из кресла, и на то, чтобы изводить его остаток дней, и на то, чтобы пережить его. Виктор Иванович был уверен, что уйдет первым. Он просто не выдержит с ней под одной крышей слишком долго. А уже было слишком долго.

Она не врала, его старая нелюбимая жена: он двадцать лет назад влюбился в свою парикмахершу. В первый и последний раз влюбился и совсем уже было решился уйти к ней, но его родня встала дыбом. Они устроили на пути его бегства из семьи такие баррикады, что он сдался и остался с женой. Видит бог, не было дня, чтобы он об этом не пожалел.

И он все еще любил ту женщину – теперь, скорее, память о ней, ведь не видел ее очень-очень давно. Но его сердце стучало громче, а глаза наполнялись слезами, когда он о ней думал.

Анна выбралась наконец из кресла и шаркающей походкой старой развалины добралась до порога комнаты, где он стоял. Последние лет пять он к ней не заходил, общался из коридора.

– Слушай, мне кажется, я поняла!

Анна остановилась в метре от него – по-прежнему стройная, опрятная, аккуратно причесанная, но очень-очень старая и больная. Единственное, что оставалось неизменным последние двадцать лет – это ненависть, полыхавшая в ее выцветших глазах.

– Твоя парикмахерша померла и теперь зовет тебя. Ты бы узнал, дорогой, жива она или нет? Может, она зовет тебя с того света?

Конечно, она издевалась. Про его любовь Анна знала все, наверняка с годами не перестала наводить о ней справки и сейчас просто издевалась. Но неожиданно мысль, что его любимой не стало, сделала ему больно.

– Она умерла? Это точно? – спросил он, сразу осипнув. – Аня, ты что-то знаешь?

Ненависть в ее глазах неожиданно потухла, голова упала на грудь. Она помолчала.

– Жива твоя парикмахерша, Витя. Жива. Может, и не вполне здорова, но тут старость виновата да муж алкоголик, от которого она троих родила. Сильно нервы ей мотал, – проговорила Аня вполне человеческим голосом. – Может, и зря я тебя к ней не отпустила. Прожили двадцать лет в ненависти друг к другу. А так и ты бы был счастлив, и я, глядишь, второй раз замуж бы вышла. Я бы в доме этом жила, а ты…

По ее резко вскинутой голове и торжеству взгляда он понял, что ее человечность была лишь притворством. Игрой! Ловушкой, в которые он попадал без конца все эти годы.

– Ты бы жил с ней в ее клоповнике, жрал на завтрак макароны, на обед кислые щи, на ужин снова макароны. И был бы абсолютно счастлив, а не мучился со своей старой сварливой Анной, с которой объездил полмира, заработал стаж в начальствующем кресле в министерстве и не знал, что такое нужда. Настоящая нужда, Витя! Когда держишь в руках последний рубль и не знаешь, на что его потратить.