Пепел прошлого (СИ)

— Я не могла оставить твоего крохотного брата в детском доме. Поэтому, собрав все справки, получила сначала временное опекунство, а потом и усыновила его. Ваня — твой брат, Максим. Он тоже оказался выброшенным на обочину идеальной жизни твоих родителей, — я выдохнула и села на стул. Во рту все пересохло, а руки тряслись, дребезжа толстым стеклом стакана по зубам. Но, тем не менее, этот противный звук был намного приятней, чем тихое поскуливание отца Макса.

— Лиз, — прошептал Максим, положив руку мне на плечо. Подняв голову, я вздрогнула, натолкнувшись на его опустошенный взгляд.

— Максим, уже ничего не вернуть. Но можно помочь Ване.

— Что нужно? — сухо произнес Макс, за спиной которого стоял отец.

— Нужно сдать анализы, чтобы определить совместимость.

— Он готов, — прохрипел Макс. Он ни на миг не обернулся к отцу, словно знал, что у того просто нет вариантов, чтобы отказаться.

— Тебе тоже нужно сдать анализы, Максим. Вероятность того, что печень брата подойдет, намного выше, чем печень отца.

— Да… Я должен спасти ребенка того человека, кто убил моего…

— Это мой сын, Макс. Он мой!

— Я знаю, Лиз. Иди к …сыну. Иди.

Я ушла, плотно закрыв за собой дверь. Оставила людей, чья связь была только на генетическом уровне, чья любовь была только буквами в слове. А теперь? Что их будет держать вместе?

Эпилог

— Спасибо! Спасибо огромное! — женщина прижимала к груди новорожденного. Она лишь на мгновение подняла свои заплаканные глаза, чтобы поделиться любовью, что переполняла ее в данный момент.

— Ты сделала это, Маша. Ты сделала это, — прошептала я, притронувшись трясущимися губами к влажному лбу своей пациентки, что последние пять лет была частой гостьей моего кабинета.

— Это Вы, Лизавета, это Вы!

— Нет, глупенькая. Это твоя вера..

— Вера?

— Да, вера. Может, так ее и назовешь? Вера. Хорошее имя для первенца?

— Хорошее, — прошептала Маша, прижавшись щекой к маленькой головке дочери.

— Конечно, хорошее, — санитарка, все это время прибиравшая родильную палату, уже вкатила персональную кюветку для новорожденной. — Я заберу ее на пару часиков, а ты поспи, детка. Поспи.

— Я не хочу спать.

— Это понятно, — рассмеялась старушка, протягивая сухие морщинистые, но такие надежные руки к пригревшемуся у мамкиной груди комочку. — Вы все не хотите, а потом засыпаете.

— Надо поспать, Маш. Всего пару часов, а тетя Люба присмотрит за твоей дочерью. Ей можно доверять.

— Я знаю, — женщина ослабила хватку и, бережно передала дочь старушке. — Тетя Люба?

— А?

— А сделайте пометку?

— Какую такую пометку?

— Это Лизавета… Маленькая Лизавета Бойцова. Хорошее имя, как думаете?

— Идеальное, — прошептала тетя Люба и, весело подмигнув, умчалась, громыхая кюветкой по тихому коридору родильного отделения.

— Спасибо…

— Дурочка, — я накрыла засыпающую Машу теплым одеялом и поправила чуть сбившуюся подушку.

— А когда можно приходить за вторым? — сквозь сон прошептала та, усилив хватку руки, удерживающую мой халат.

Ночь выдалась спокойная. Только Мария Бойцова потревожила мирный сон отделения, влетев в приемный покой с очумелыми от страха глазами.

Я бродила по длинным коридорам, заглядывая в темные палаты, останавливалась у большого окна детской палаты, где под чутким руководством тети Любы спали малыши. Старушка дремала на стуле, периодически вскакивая, чтобы проверить грудничков. Ее рука отработанным жестом проверяла пеленки.

— Вот ты где, жена, — привычная тяжесть его рук легла на мою талию, а горячее дыхание обожгло шею.

— Опять ты проверяешь меня?

— А я предупреждал, что не перестану ходить на твои дежурства. Даже ваш строгий вахтер уже не отвлекается от наинтереснейшего кроссворда, когда я появляюсь в приемном.

— С ним я разберусь. Распустила я их, кажется. Ой, распустила…

— Ты самый справедливый главврач из всех, что видели стены этого роддома.

— Ой, подлиза. Как дети?

— Наверное, хорошо.

— Как это?

— Меня выгнали. Говорят, что я мешаю их баловать.

— Опять твой отец привез им килограмм шоколада? Он помнит, что у Ваньки проблемы с печенью?

— Он не привез шоколад, но там не только он, — Максим развернул меня к себе лицом.

— А кто? Буля напекла пирожков, чтобы детки не пухли с голода? Муж, ты в курсе, что я вчера под подушкой у Милы нашла упаковку печенья?

— Нет, не Буля. И она, кстати, признала свою вину и клянется больше не вмешиваться в рацион детей. Во всяком случае, в нашем доме.

— Хитуля эта Буля, — я рассмеялась, прижавшись к плечу мужа. Только в его объятиях я находила силы и успокоение. Только он может сделать так, чтобы все тревоги и невзгоды исчезли. Я таю, когда его руки опускаются на мои плечи. Сердце робко подпрыгивает, а по венам растекается тепло, заставляющее улыбаться, причем постоянно невпопад. Прошло уже больше двух лет с момента нашей свадьбы….

… - Не говори, я прошу тебя! — шептала я, наклонившись к бледному лицу Макса. — Молчи. Тебе нужно отдыхать.

— Как Ванька? — прохрипел он, сжимая мою ладонь.

— Все хорошо, милый. Его уже перевели в палату.