Кильчевский подмигнул ей и начал набирать разные номера. Делал несколько звонков, кого-то просил и целенаправленно к чем-то двигался. Она заинтересовалась. Он продолжал набирать, судя по вопросам и абонентам, все дальше и дальше забираясь на север. Оксана Дмитриевна сидела, раскрыв рот от шока и удивления. Она уже, кажется, начала примерно подозревать, к чему он двигался, но окончательно пока не осознала его дерзости.
— Феликса Эдмундовича, пожалуйста. Кто говорит? А кто может говорить по это линии? Командармов надо знать по голосу, это Фрунзе, Михаил Васильевич! Быстрее, срочная обстановка на фронте, белые прорвались!
Оксана Дмитриевна, рванулась к аппарату, чтобы разъединить, но он железной рукой остановил ее и посадил вплотную, чтобы она слышала весь разговор.
— Товарищ Дзержинский слушает вас!-в трубке раздался осторожный голос с сильным акцентом.
— Феликс Эдмундович, как я рад слышать вас! Как у вас дела, дорогой вы мой?
— Товарищ Фрунзе? Это вы? Очень плохо слышно вас! Говорите, мне передали, что белые прорвались! Где вы сейчас?
— Какой я тебе товарищ Фрунзе, ты чего, плешивый, белены объелся, старых друзей не узнаешь?
В трубке повисло долгое молчание.
— Кто это?
— Феликс, обижаешь. Ты-то и не узнаешь меня? Не поверю. Это Ленин с Троцким в свою мистику играются, а ты-то должен знать врагов Революции в лицо. Хотя, я им стал совсем недавно, а вообще мы с тобой плечо к плечу насаживали советскую власть!
В трубке опять повисла тишина.
— Кильчевский? — неуверенно прозвучал голос.
— Наконец-то выигрыш. Ну как там, Феликс, как погода в Москве, как ситуация в ЦК?
— Ты где, подлец?
— А то ты не знаешь. В Одессе, жду очередных твоих головорезов.
— Тебя нет в Одессе. Ты в Крыму.
— А чего тогда спрашиваешь?
— Тебе не убежать, мы тебя найдем и выпотрошим.
— Да-да, я знаю. Только пока, все ваши капканы не работают.
— Это пока. Вы сейчас заняты другим, но и не думай, что о тебе забыли. А ты смелый, ничего не скажешь. Позвонить прямо в Кремль, да еще и мне. Знаешь, когда я буду резать тебя на кусочки, я это буду делать с удовольствием. Ты честный враг, и достоин уважения.
— А как там вообще, Феликс? Какие новостишки?
— Да все по-старому. Ильича сжигает изнутри адское пламя, но это само собой. Додавливаем белых в Сибири. Тут обнаружились одни удальцы в Приморье и в Монголии, но их тоже прихлопнем.
— А как Вячеслав Рудольфович? Артур Христианович?
— Спасибо, живы-здоровы. Я им передам твой привет, они будут умолять меня хоть кусочек оторвать от тебя.
— Боже, как мило. Ну и им передавай привет. Ты не рассказал им, как печально их жизнь закончится?
— Ну что ты, конечно нет. Это же запрещено.
— А чего вы сами не являетесь в Крым? Могу сказать, что тут не больше пятидесяти тысяч штыков наберется, армия — рвань. Вы сразу прихлопните офицериков.
Оксана Дмитриевна в ужасе смотрела на него не зная, что делать.
— Шестьдесят. И тридцать тысяч сабель. Много орудий, танков, аэропланов и снарядов. Но ты прав, армия — дрянь.
Они оба весело и беззаботно захохотали, как старые знакомые, которые синхронно об одном и том же подумали.
— И что, многих вы подкупили среди офицеров?
— Не хочу хвастаться, но как ты уехал, мы наладили работу. Среди ваших крымских — треть штабистов и четверть офицеров так или иначе работают на нас.
— Да, впечатляет. Молодцы, правда.
— Евгений, а, может, вернешься, а? Эти два фантазера настроены серьезно, но я тебе даю слово, что если станешь блудным сыном и вернешь, что взял — тебе ничего не будет. А если повезет, то и восстановишься на прежнюю работу.
На этот раз помолчал Евгений, и когда уже Оксана подумала, что он согласится, он ответил:
— Феликс. Ты прекрасно знаешь правила, и даже все ЦК не сможет их отменить. Я приговорен к смерти. А я знаю, кстати, почему вы не можете взять Крым, несмотря на то, что другие армии белых бьете без особых проблем. Безумец на Перекопе и Смерть в Симферополе.
— Так уже знаешь, да? Тут ты прав, эти двое здорово нам мешают, но разберемся с остальным детским садом, прихлопнем и их. Мы умеем сочетать грамотно и земные силы и магические.
— Да, можете. Но пока разберетесь с Крымом, не успеете сделать свою Мировую революцию, революционеров и так давят по всему миру. В Германии как, остался хоть кто-то еще? А в США так и не вспыхнуло, хотя искр вы выбили достаточно.
— Значит, все останется, как было?
— Значит, да.
— А чего звонил-то тогда? — человек на том конце провода улыбнулся, это было слышно.
Улыбка печальная появилась и на лице Кильчевского.
— Да так, скучно было, решил старому товарищу позвонить. Сколько мы всего, а? Помнишь Нижний Новгород?
В трубке раздался смех.
— Только хотел сказать! Да, весело там было. Интересно, что с тобой сделают местные, если узнают, что ты звонил самому Дзержинскому. Расстреляют, тут же.
— Ну ты совсем меня обидеть хочешь. У самого будто револьверов нет.
— Есть. Один. Маузер.
Оба опять расхохотались.
— Твои агенты хорошо работают, если даже такое знают.
— Ну, в недостатке профессионализма меня пока никто не обвинял.