Пепел сердца

Потом Федор понял, что делает глупость и никому его плечо и жилетка не нужны… раз она исчезла на долгих две недели, и вообще, она в надежных руках мэтра Паши Рыдаева и этой… подруги детства Насти. Короче говоря, стал Федор обидчив, не уверен себе, и чувство юмора, его разящее оружие, стало давать сбои, что не преминули заметить ушлые студиозусы, что, в свою очередь, вылилось частично в следующее резюме: чего-то Философ стал смурной, кислый, квелый, разнюнился, так и кидается, рычит и не понимает шуток, перестал бриться; никак влюбился; а жаль, какой был человек! Теперь пропадет к черту. Частично, потому что резюме номер два гласило: не-а, Философ выгребет, не на того напали с вашей любовью! Было заключено соответствующее пари и определены сроки выздоровления и арбитры, все честь честью.

Так и живем. Одному любовь – стихи под луной, другому хоть в петлю.

В свое время Федор набросал небольшое эссе о любви, шутливое, можно сказать, где доказывал, что Природа со тщанием обтесывает каждое свое творение, доводя до совершенства, и безжалостно отсекает плоды неудачного опыта, а посему любовь суть не свободный выбор и самотек, а нечто, ею предусмотренное с целью добиться наиболее удачного потомства и тем самым сохранить вид. То есть сваха Природа выбирает наиболее перспективный человеческий материал с точки зрения эволюции, и любовь вовсе не свободная воля индивидуума, а все тот же короткий поводок инстинкта, бьющего в одну точку: выжить. Все. Остальное лирика. Правда, исходя из вышесказанного, непонятна роль разума, раз все равно преобладает инстинкт, причем и тот и другой пребывают в извечной драке. В результате и ежу понятно, что разум по большому счету человеку без особой надобности, от него только дисбаланс и проблемы. В смысле, или-или. Или разум, или инстинкт. Вместе они не уживаются.

И как после вышесказанного прикажете понимать наличие разума? Как недосмотр Природы? Как некую тайную непостижимую ее цель? Или как обычное любопытство ученого: на тебе, человече, разум и инстинкт в одном пучке, и посмотрим, кто кого. Примерно так же, как положить работающий фен в холодильник – интересный опыт, о котором рассказал Федору его учень, хомо сапиенс прямоходящий по имени Леня Лаптев.

Федор предложил студентам развить тему, достойно ответить, возразить или согласиться, достойно аргументировать и обосновать. Он помнит споры, вопли, до драки доходило… красивый получился семинар, правда, до истины они так и не докопались. Хотя кто скажет, что есть истина? Извечный вопрос философии, а ответа как не было, так и нет. Иногда важно просто поговорить.

Молодцы, похвалил их Федор. Вы блистательно доказали, что разум не предмет первой необходимости и можно прекрасно обойтись без, достаточно одних инстинктов. Исходя из вышесказанного, темой нашего следующего семинара будет наоборот… Sic! Он поднял указательный палец: обоснование необходимости разума для выживания нашего пращура – слабого, немобильного, проигрывающего любому мало-мальски зубатому хищнику с быстрыми лапами. Не успели студиозусы опомниться, как грянул звонок, возвестивший конец занятий. Под возмущенные и восторженные вопли и аплодисменты публики Федор покинул аудиторию. Опять Философ нас обскакал и киданул, подвел черту Леня Лаптев. Ну, Философ, погоди!

Федор уклонился от поцелуев Насти – нагнулся потрепать за уши песика. Декстер… надо же! Ния сказала, что имя этому недоразумению выбрал муж.

Ния уже спешила ему навстречу; Федору показалось, она осунулась и побледнела, на лице ее проявилось выражение какой-то затравленности. Она попыталась улыбнуться, и у Федора защемило сердце.

– Сейчас будем ужинать! – радостно объявила Настя, выхватывая у Федора торбу с продуктами. – А что тут у нас вкусненького? Шампанское? Ура! Федичка, ты моя лапочка! – Настя все-таки чмокнула Федора в щеку, и он не успел увернуться. – Обожаю шампанчик! – Настя любила всякие уменьшительные производные и злоупотребляла суффиксом «чик». Генчик, шампанчик…

Она побежала в кухню, крикнув:

– Накрывайте на стол, ребятки!

– Как ты? – спросил Федор, рассматривая Нию. – Что Паша Рыдаев?

– Я хорошо. Скоро суд, через три недели, двадцатого. Паша надеется, мы выскочим с минимальным сроком. Володя по-прежнему не хочет меня видеть. А ты как?

Федор пожал плечами.

– Нормально. Зима какая, а? Давно такой не было. – Он хотел добавить, а помнишь, как мы на лыжах в Еловице, и Новый год под елкой, но удержался. Новый год в Еловице, Новый год на Магистерском озере… Он ловил себя на том, что тщательно выбирает слова, стараясь не задеть ее и не причинить боли. Фильтровал базар, короче.

Как ты, а ты как, нормально, погода, снегопад… похоже, говорить им было не о чем. Федору хотелось погладить ее по голове, но он чувствовал, что-то переменилось в ней, она не смотрела ему в глаза… Сердится, что долго не приходил? Не звонил? А сама пропала на целых две недели. Недоговоренность мутным облаком висела над их головами.

Декстер сидел на полу, переводя взгляд с Нии на Федора. Глаза его были похожи на бусины.