– Эта?
– Эта, четвертая.
Они вошли. Запах в квартире стоял тошнотворный, Федор зажал нос носовым платком. Они осторожно прошли через захламленную прихожую в единственную комнату. Тусклый сумеречный свет пробивался через полузадернутые занавески. Хозяин лежал на полу у дивана; черные пятна на рубашке, черные пятна на полу… заострившееся серое лицо, оскаленный не то в гримасе, не то в улыбке рот, невидящие глаза смотрят в потолок; на мизинце правой руки знакомая татуировка: кольцо с двумя черными треугольниками от центра к краям. Нож с черными пятнами на лезвии на полу рядом; на журнальном столике тарелка с засохшей едой, вилка, кусок хлеба; недопитый нечистый стакан, перевернутая водочная бутылка…
Геннадий был мертв.
Они переглянулись, и капитан сказал:
– А ты говорил, бросил невесту! Сюда! – закричал он, заслышав голоса и шаги в прихожей…
Баба Люся, приглашенная в качестве понятой, охнула и схватилась за сердце.
– Генка! Ос-с-споди, твоя воля! Мертвый? Зарезанный! Ограбили!
Осмотревшись, сказала, что добро на месте, ничего не взято. И телевизор на месте, и «одежа», и «музыка» – как врубит, бывало, спасу нету! Заметила чемодан с вещами, спросила:
– Сам паковался или грабители не успели вынести?
Не получив ответа, сказала:
– Кто ж его так, сердешного?
– Когда вы видели его в последний раз? – спросил капитан.
– Так вот я ж ему все доложила как есть! – Баба Люся кивнула на Федора. – После Нового года забежал, говорит, на минутку. Подожди, когда ж это? Числа четвертого или пятого января должно. Ну да, как раз накануне Рождества. Женюсь, говорит, а сам рад-радешенек! Глазки блестят, видать, принял с радости. – Баба Люся всхлипнула. – Вот так, живет человек, не тужит, а смерть за углом подстерегает!
– Женится, сказал? – переспросил капитан. – На ком, не знаете?
– Я не спрашивала, мне без надобности. У него этих невест незнамо сколько перебывало. Все на одно лицо, и не упомнишь. Парень видный был, дурной только и шебутной… – Она перекрестилась и заплакала.
– Похоже, собирался отбыть, – сказал капитан, рассматривая содержимое чемодана. – А где деньжата и золотишко?
Деньжата и золотишко нашлись на тумбочке в прихожей, в полиэтиленовом пакете. Видимо, жертва не успела упаковать добычу в чемодан.
– У него были долги, – сказал Федор. – Баба Люся… Людмила Васильевна говорит, два года назад под домом дежурили мазурики, ему пришлось сбежать.
– Это не мазурики, Федя, – сказал капитан. – Мазурики перевернули бы все вверх дном, они бы не оставили тут деньги и золото. Это не мазурики, и ты сам прекрасно это понимаешь. Тут напрашивается другой вопрос, о какой невесте он говорил? Их что, две было? Одну бросил, а на другой собирался жениться?
– По-моему, он собирался убраться из города, – сказал Федя. – Но не успел. А невеста… может, пошутил.
– Он принес домой награбленное, достал чемодан, собрал вещички, и тут в дверь вдруг позвонили. Пришел убийца. Так?
Федор пожал плечами…
Глава 34
Ностальгия. Праздник
Заключение экспертизы гласило, что гражданин Геннадий Иванович Зубов, такого-то года рождения, был убит двумя ударами ножа в область солнечного сплетения, что вызвало обильную кровопотерю и почти мгновенную смерть. Смерть предположительно наступила около пяти-шести дней назад, т. е. четвертого или пятого января с.г.
Жертве было тридцать семь лет от роду.
…Они собрались в «Тутси». Торжественный Савелий Зотов с большой, красиво упакованной коробкой, перевязанной красной ленточкой, – подарком для Митрича – и молчаливый Федор Алексеев пришли первыми. Капитан Астахов запаздывал, как всегда, впрочем. У него, как известно читателю, ненормированный рабочий день. Преступник совершает преступления без перерыва на обед и сон, а потому капитана могут дернуть в любой момент дня и ночи. Он вскакивает, летит на место преступления, осматривается и допрашивает свидетелей. Все вместе называется собачья работа, недаром капитан в минуты душевных волнений грозится уйти к брату в бизнес. Никуда он не уйдет, конечно, все это одни понты, потому что Коля свою работу любит и ни за что не променяет ни на какую другую.
– Что ты купил Митричу? – спросил Федор.
– Электрическую кофеварку на три литра, – сказал Савелий. – Хочешь посмотреть?
– Не нужно, Савелий, посмотрю, когда Митрич распакует. Прекрасный подарок. А не много три литра?
– Ну… меньших не было. По-моему, немного. Он может пить кофе с семьей. Или с нами, если здесь. Коля не звонил?
– Звонил, сейчас будет.
– Может, купить ему цветы? – озабоченно спросил Савелий. – Я сбегаю, тут рядом цветочный магазин.
– Ты о Митриче? Не нужно, Савелий, мужчине цветов не дарят. Или дарят… в исключительных случаях.
– В каких?
Федор вздохнул.
– Когда провожают в последний путь.
– Что с тобой, Федя? – испугался Савелий. – Что-то случилось?
Федор рассмеялся невольно.
– Много чего случилось, Савелий.
– А… ну да! А как твоя подруга? Коля говорил, скоро суд?