До сих пор этим было как-то некогда заняться – ученый попеременно трудился над модернизацией имперского флота и лечился после неудачного эксперимента. Хвала, хвала современной медицине! – каких-то лет двести назад ему пришлось бы залечь в больницу в лучшем случае на месяц. Впрочем, а жили в те годы сколько?.. Подумать только, средняя продолжительность жизни недотягивала даже до ста лет! Аневич-Эндриксон в очередной раз подумал, как ему повезло, что он живет сейчас, а не в диком прошлом, и в очередной раз опечалился, что не увидит еще более светлого будущего, когда кто-нибудь, обернувшись назад, цыкнет зубом и скажет: «Подумать только, жили всего каких-то жалких сто тридцать лет!.. Дикари!»
Механический голос торжественно возвестил, что посадка совершилась, и пассажиры принялись покидать свои кресла. Макс, позевывая и потягиваясь, направился к выходу из салона. Он не прихватил с Марса никакого багажа, прекрасно зная, что на «Танатосе», куда он планировал перебраться, и так есть все необходимое для жизни. «Ну разумеется, я же сам об этом позаботился».
Луэррмнаграэннайл разочаровала ученого практически мгновенно. Пусть не с первого взгляда – с первого шага. Едва покинув пассажирский звездолет, он вымок до нитки, очутившись под ревущим водяным шквалом. Бескрайняя пелена дождя – образ красивый, но Макс предпочел бы и видеть что-то дальше чем в трех шагах. К тому же ливень оказался неприятно холодным и ощутимо тяжелым. К своему изумлению и раздражению, ученый заметил на лицах многих пассажиров блаженные улыбки – они спускались по трапу, подставляя лицо дождю и с наслаждением вдыхая пропитанный влагой воздух.
«Вот же извращенцы, – мрачно подумал Аневич-Эндриксон. – И ведь явно знали, куда летят… А вот интересно, этого Нифонта всегда тянет на такую экзотику? То адская жара, то ливни с грозами… Странный малый».
На миг ученый остро пожалел, что дождь не был примерно на три процента сильнее – тогда он перешел бы пороговое значение, и контур остановил бы его прямо в воздухе. Конечно, для тех же целей сгодился бы и простой зонт, но его Макс с собой не прихватил – он был столь вымотан, что не догадался навести справки об этом… курорте.
Вытащив из кармана коммуникатор, ученый запросил в местной сетке координаты «Танатоса». Оказалось, идти не так уж далеко. Макс зашагал по космопорту, следуя указаниям навигатора и радуясь, что хотя бы экран у машинки водоотталкивающий – а то пришлось бы поминутно протирать его мокрым насквозь рукавом, что едва ли спасло бы положение.
Через несколько минут впереди замаячил знакомый темный купол, блестящий от стекающих по нему водных потоков. Убрав коммуникатор, ученый зашарил в карманах, поминутно чертыхаясь, и наконец извлек наружу талисман-ключ. Пространство разбилось, сложилось вновь – и Макс облегченно вздохнул, оказавшись в тепле и сухости кают-компании.
Внутри было пустынно – почти все разошлись по каютам. Исключением оказался Эльринн, который сидел за столом и что-то чиркал в блокнотике.
– А, здравствуйте. – Перевертыш поднял глаза и встопорщил уши, приветствуя основателя. – Как дорога?
– Выспался. Вымок, – лаконично ответствовал Макс. Зевнул, призадумался и добавил: – Хотя, пожалуй, сейчас еще посплю.
– Есть две новости, – сообщил Эльринн. Зевнув вслед за ученым, он уточнил: – Специально вас дожидался, чтобы сообщить.
Аневич-Эндриксон собрался: раз так, то должно быть что-то важное.
– Слушаю.
– Первое: те захваченные Почитатели так и не доехали до места предварительного задержания. Кто-то из них сумел взорвать фургон изнутри. Никто не выжил.
Макс присвистнул.
– Уррглаах, когда узнал, чуть в лице не переменился, представляете? Он явно такого не ожидал. А вторая новость… Помните, вы спрашивали о том, как имперцы могли узнать о вашем изобретении?
Изобретатель кивнул: помню-де.
– Так вот: Александр на это как-то странно отреагировал. Нервно чересчур, я бы даже сказал. Он может что-то знать…
– Александр, говоришь? Что ж… посмотрим.
Глава 16
Тихое бульканье наполняло лабораторию Нифонта. Струились по змеевикам и перегонным установкам алхимические реактивы и причудливые субстанции. Порой в сердцевине магических реакций вспыхивали яркие, похожие на звезды огоньки, добавляя света в полумрак – сегодняшние штудии требовали строго выверенного освещения, и недостаток видимости приходилось компенсировать обостряющими зрение чарами. Впрочем, естествоиспытатель отнюдь не жаловался.
Когда-то он записал в своем дневнике: