Пер Гюнт: стихотворения

Повешен? Скажите! Вот парень какой!
Он так и остался собой до конца.

(Кланяется.)

Спасибо, ребята! В дорогу мне надо.

(Делает несколько шагов и останавливается.)

А впрочем, я чуть не забыл, господа!
Я сказку сейчас расскажу вам в награду!

Многие

Ты что, сочиняешь их, что ли?

Пер Гюнт

Ну да…

(Подходит ближе, лицо его принимает отчужденное выражение.)

Я в Сан-Франциско золото копал
и в шутовское общество попал.
Один на скрипке мог играть ногой,
тот на коленках болеро плясал,
а третий с пробуравленной башкой
на спор четверостишия слагал,
и главное что, кажется, не помер.
Присутствовал на празднике и черт,
он был хорош собой, изящен, горд —
он нравился. Его коронный номер
объявлен был как визг по-поросячьи.
Народ ввалился в балаган, судача.
А черт оделся в мантию до пят:
drapieren man muss sich[24]

, как говорят…А между тем он все продумал ловко:
он поросенка скрыл за драпировкой.
И началось большое представленье:
нечистый поросенка ущипнет —
и раздается жалобное пенье:

вся жизнь свиней – пинки, неволя, гнет —

перед людьми на сцене предстает,
а в заключенье визг последней боли,
как будто поросенка закололи.
Но не успели проводить артиста,
за дело принялись специалисты:
они сказали, что пищал он тонко,
что он не знает жизни поросенка,
что хрюканье не очень натурально
и вовсе неестествен крик прощальный.
А впрочем, поделом ему влетело:
сперва узнал бы, с кем имеет дело.

(Кланяется и уходит.)

В толпе воцаряется недоуменное молчание.

Троицын день. Вдали – расчищенная поляна. Посреди поляны избушка с оленьими рогами над дверью.

Пер Гюнт ползает на корточках, отыскивая дикий лук.

Пер Гюнт

Экая бездна возможностей в мире!
Может быть, лучшая – встать на четыре?
Что же ты, цезарь, – в муравушку носом,
точно твой пращур – Навуходоносор?..
Старому сердцу библейская суть,
что сосунку материнская грудь;
сказано также: «Ты взят от земли», —
годы к земле меня вновь привели.
Главное – брюхо набить до отвала.
Только ведь лука для этого мало.
Надо под елкой поставить силок,
а для питья поискать ручеек.
Буду царем среди диких зверей —
здесь, вдалеке от столичных царей.
А повлечет меня к вечному сну,
в дебрях тогда отыщу я сосну,
скроюсь под ней, как медведь в ноябре,
и напишу на сосновой коре,
что почивает под этой сосной
славный Пер Гюнт, император лесной.

(Тихо смеется.)

Петер, кукушка, о чем ты поешь?
Луковкой дикой ты жил и умрешь.
Смерти голодной сгодишься ты в пищу…
Дай я тебя хорошенько очищу.

(Чистит луковицу, снимая перья одно за другим.)