Пьер и Мария Кюри

Кроме того, весь уклад ее жизни забит множеством обязанностей, не допускающих напрасной траты ни одного атома энергии. Взвалив на свои плечи всю тяжесть своей научной работы, материнства, забот о доме, самообразования, мадам Кюри движется по своему трудному пути, как эквилибрист. Еще одна лишняя «роль» — и равновесие нарушено: она свалится с туго натянутого каната. Мари — жена, мать, ученая, преподавательница — не имеет ни одной свободной секунды, чтобы разыгрывать еще роль знаменитой женщины.

Мари, получив звание «знаменитой мадам Кюри», будет временами счастливой, но только в тишине лаборатории или в тесном кругу своей семьи. Изо дня в день она становится тусклее, бесцветнее для того, чтобы не стать той «звездой», в которой не узнала бы самой себя. Всем незнакомцам, подходящим к ней с настойчивым вопросом: «Не вы ли мадам Кюри?» — она в течение ряда лет будет отвечать безразличным тоном, подавляя вспышку страха и обрекая себя на бесстрастие: «Нет… вы ошибаетесь».

В присутствии своих поклонников или власть имущих, которые теперь обращаются с ней, как с высочайшей особой, она, как и ее супруг, выказывает удивление, усталость и более или менее удачно скрываемое нетерпение, а кроме того — скуку; смертельная, давящая скука пригнетает ее, когда навязчивые люди говорят ей об ее открытии и об ее таланте.

Из множества анекдотов один прекрасно выражает отношение обоих Кюри к тому, что Пьер называет «благостынями судьбы». Супруги обедают в Елисейском дворце у президента Лубе. Вечером одна дама подходит к Мари и говорит:

— Хотите, я вас представлю греческому королю?

Мари наивно, вежливо, в мягком тоне отвечает чересчур откровенной фразой:

— Не вижу в этом надобности.

Заметив, что дама опешила, и разглядев, к своему ужасу, что эта сначала не узнанная ею дама не кто иная, как мадам Лубе, Мари краснеет, спохватывается и поспешно говорит:

— Да… конечно, да, я исполню ваше желание!.. И когда вам будет угодно.

* * *

У Кюри появляется другой повод жить «дикарями»: они просто убегают от любопытных. Больше, чем прежде, они ездят по безвестным деревням, а если приходится им ночевать в каком-нибудь деревенском трактире, записываются под вымышленной фамилией.

Однако лучшим способом переодевания оказывается их естественный вид. Глядя на неуклюжего, плохо одетого мужчину, который ведет руками велосипед по проселку где-нибудь в Бретани, и на его спутницу в крестьянском наряде, кто бы мог себе представить, что это нобелевские лауреаты.

Даже самые осведомленные люди сомневаются, они ли это. Одному ловкому американскому газетчику удалось напасть на их след. Нагнав их в Пульдю, он останавливается в полной растерянности перед рыбачьим домиком. Газета отправила его проинтервьюировать известную ученую мадам Кюри. Где же она может быть? Надо у кого-нибудь спросить… хотя бы у этой милой женщины, которая сидит босиком на каменных приступках к двери и высыпает песок из деревенских холщовых туфель.

Женщина поднимает голову, пристально вглядывается в непрошеного гостя серо-пепельными глазами… и вдруг становится похожей на сотни фотографий, появлявшихся в печати. Это она! Репортер с минуту стоит как пораженный громом, затем усаживается рядом с Мари и вытаскивает записную книжку.

Увидев, что бегство невозможно, Мари покоряется судьбе и отвечает на вопросы короткими, отрывочными фразами. Да, Пьер Кюри и она открыли радий. Да, они продолжают свои исследования…

Тем не менее она не перестает вытряхивать свои туфли и для верности колотит ими о каменный приступок, затем надевает на свои красивые ноги, исцарапанные колючками и камнями. Какой превосходный случай для журналиста! Какой благоприятный повод набросать с натуры «интимно-бытовую» сценку. И милый репортер спешно запускает свое жало глубже. Как бы хотелось получить несколько откровенных сведений о юности Мари, о методах ее работы, о психологии женщины, посвятившей себя научным изысканиям!

Но в ту же минуту поразительное лицо делается каменным и только одной фразой, той самой, какую она будет повторять, как свой девиз, одной фразой, рисующей ее характер, жизнь и призвание более выразительно, чем целая книга, Мари прекращает разговор: «В науке мы должны интересоваться вещами, а не личностями».

Глава XVII Будни

Имя Кюри стало «большим именем». У Пьера и Мари стало больше денег, но меньше счастливых минут.

Мари в особенности утратила свой пыл и чувство радости. Наука не поглощает ее целиком, как Пьера. Всякие происшествия текущего дня действуют на ее чувствительность и плохо отражаются на ее нервах.

Торжественная шумиха вокруг радия и Нобелевской премии раздражает Мари, не избавляя ни на минуту от заботы, отравляющей ей жизнь: болезни Пьера.

Пьер Кюри — Жоржу Гуи, 31 января 1905 года: