Пьер, или Двусмысленности

В этом двусмысленном сооружении владельцы зашли слишком далеко – или, точнее, стали строить уж слишком высоко. Ибо люди, как правило, редко по доброй воле доводят свои ссоры до судебных разбирательств, если поблизости нет адвокатов, которые всегда готовы им в этом помочь; поэтому цель адвокатов – всегда нанимать такие офисы, в кои можно легче и быстрее всего попасть с улицы, на первых этажах, если возможно, чтобы клиентом не приходилось делать и лишнего шага, но, во всяком случае, уж точно не на седьмом этаже какого бы то ни было здания, где их клиенты могут пуститься в размышления: а надо ли их вообще нанимать? – пока будут вынуждены взбираться семь долгих лестничных пролетов, преодолевая их один за другим, – пролеты с очень маленькими лестничными площадками, – просто для того, чтобы заплатить предварительный гонорар за услуги. Словом, спустя некоторое время после того, как их сдали в эксплуатацию, верхние этажи менее старинного здания оказались почти целиком без арендосъемщиков; и благодаря грустному эху этих пустующих помещений как раз над головой преуспевающих бизнесменов-арендосъемщиков с нижних этажей им должны были предложить хотя бы нескольких из них… неприятное сравнение, ссылаясь на нижние этажи, заполненные до отказа, и сравнивая их с меланхолической пустотой верхних, – увы! Полные кошельки и пустые головы! Это печальное состояние дел, как бы там ни было, наконец измени лось к лучшему, благодаря постепенному заполнению пустующих комнат наверху толпами разношерстного люда: авантюристов, сидящих на хлебе и воде, и всяких двусмысленно профессиональных темных людишек в очень приличных, но истрепанных черных одеждах, и неисчислимым количеством парней, по виду – иностранцев, в очках с синими стеклами, кои слетелись из разных частей света, как аисты в Голландию, на карнизы и мезонины высоких старых зданий в самых больших городах, имеющих морской порт. Здесь они усаживаются и тараторят между собой, как сороки, или спускаются на поиски маловероятных обедов, и их можно увидеть стоящими навытяжку на обочине у окон ресторанов, подобно тощим вереницам удрученных пеликанов на морском берегу; их пустые карманы дрябло обвисают вниз, как мешочки под клювами пеликанов, когда рыба не дается им в поимку. Но эти нищие черти, не имеющие за душой ни гроша, все еще старались устроить себе богатое возмещение за свою настоящую нищету, решительно веселясь в области своих блаженных идей.

В большинстве своем они были артистами всех мастей – художниками, или скульпторами, или бедными студентами, или учителями, преподающими языки, или поэтами, или беглыми французскими политиками, или немецкими философами. Их духовные наклонности, какими бы еретическими они ни были, порою все же оказывались весьма возвышенными и одухотворенным на общем фоне с тех пор, как отсутствие денежных средств привело их к отказу от грубого материализма Гоббса и склонило к воздушным восторженным излияниям философии Беркли. Частенько, шаря понапрасну у себя по карманам, они не могли не отдать предпочтение фокусам Декарта, в то время как избыток свободы на их чердаках (как буквальной, так и фигуральной) соединялся с пустотой их желудков и наполнял их в высокой степени единодушным и неослабным вниманием к правильному усвоению возвышенных категорий Канта, особенно поскольку Кант (обделенность каким бы то ни было правом)[162] есть один великий ощутимый факт в их проникновенно незаметной жизни. Вот прославленные нищие, от коих я узнал о глубочайших тайнах жизни, с тех пор как само их существование в центре столь ужасной ненадежности без обычнейших средств поддержки дает жизнь проблеме, над решением коей тщетно билось бы множество умников-теоретиков. Все же позвольте мне здесь представить на ваше рассмотрение три локона моих волос в память о всех таких знаменитых нищих, какие жили и умерли в этом мире. Я искренне и несомненно уважаю их – как правило, благородных людей в глубине души, – и по этой самой причине я осмеливаюсь говорить о них в игривом тоне, ибо там, где всегда есть место основополагающему благородству и непреложной чести, веселость никогда не считается непочтительностью. Глупцы да те, кто притворяется гуманистами, а также самозванцы и бабуины среди богов, лишь они одни обижаются на добродушные шутки; и с тех самых пор, как оба сорта сих людей и богов пребывают в убеждении, что их имена уцелеют для вечности, они редко тревожатся о подстрекательских сплетнях толстых старух или о веселых песнях смешливых мальчишек на улице.