Пьер, или Двусмысленности

«СЭР,

Вы мошенник. Прикрываясь обещанием написать для нас популярный роман, вы получили от нас аванс наличными, а взамен прислали нам для печати высокопарную и богохульную болтовню, надерганную из сочинений гнусных атеистов, Лукиана[214]и Вольтера. Наша великая спешка с публикацией не дала нам ни малейшей возможности раньше выслушать наших корректоров, которые вычитывали вашу рукопись. Не присылайте нам продолжения. Наш договор на издание вашей рукописи вместе с копией чека, подтверждающего выплату аванса наличными, то есть все то, что вы получили от нас путем обмана, теперь находится в руках нашего адвоката, который получил указания поступать по всей строгости закона.

(подписи) СТИЛ, ФЛИНТ & АСБЕСТОС».

Он смял письмо в левой руке, бросил его под свой левый каблук и растоптал, а после открыл письмо в правой руке.

«Ты, Пьер Глендиннинг, ты – чудовищный и клятвопреступный лжец. Единственная цель этого письма – выстрелом в упор сразить тебя наповал, чтобы тебя пробрало до самых печенок, чтобы впредь эти слова пульсировали в твоей крови и распространились по всему твоему телу. Мы ненадолго вышли из игры, чтобы усилить и укрепить нашу ненависть. Поодиночке и вместе мы выжжем тебе на каждом легком печать лжеца – лжеца, потому что это самое презренное и отвратительное клеймо для мужчины, которое и без слов поведает вкратце о всех твоих позорных деяниях.

ГЛЕНДИННИНГ СТЭНЛИ, ФРЕДЕРИК ТАРТАН».

Он смял письмо в правой руке и бросил его под свой правый каблук, затем, скрестив руки, стал на оба письма.

– Это – ничтожные события, но оттого, что они стряслись со мной именно сейчас, стали символами всех грозных несчастий. И теперь у меня под ногами земля горит! По этим угольям мне лететь к моему освобождению! Нет больше таких обязательств, которые бы держали меня. Земной хлеб жизни и земное дыхание чести – и то и другое украдено у меня, но я и сам отвергаю весь земной хлеб и честь. И вот я вышагиваю перед целыми королевствами, которые построились в боевом порядке в широчайшем пространстве, и вызываю их на битву все без исключения! О, Глен! О, Фред! С каким чувством самой пылкой братской любви я бросаюсь в ваши объятия, которые обещают сокрушить мне ребра! О, как я люблю вас обоих за то, что вы еще способны так живо ненавидеть в мире, где другие могут мне предложить лишь вялое презрение!.. Ну-ка, где эта мошенническая, эта выдуманная книга? Здесь, на этом гнусном рабочем столе, с коего мошенническая книга намеревалась шагнуть в мир, здесь я быстро прибью ее гвоздями за разоблаченное преступление! И затем, наскоро пригвоздив ее, я плюну на нее и с этого начну худшие надругательства мудрого мира над ней! Теперь я выйду из дому, чтобы встретить свою судьбу, которая поджидает меня, разгуливая по улице.

Как был, в своем кепи и с письмом Глена и Фредерика, кое он невидимо сжимал в кулаке, он, словно сомнамбула, прошел через комнату Изабелл; она длинно завизжала высоким голосом при виде его смертельно-белого и осунувшегося лица и после, не имея сил кинуться к нему, в оцепенении рухнула на свой стул, будто ее набальзамировали и покрыли слоем ледяного лака.

Пьер не обратил на нее внимания, но просто-напросто прошел напрямую две смежные комнаты и без стука, необдуманно, вошел в комнату Люси. Он миновал бы и эту не глядя, чтобы добраться до коридора, не сказав ни слова, но что-то остановило его.