Пьер, или Двусмысленности

Изабелл ровным счетом ничего не знала о той картине, коя была уничтожена Пьером. Но она тут же вспомнила похожего человека, который – под именем ее отца – навещал ее в радушном доме, в который ее перевезли в детстве из большого и безымянного замка, вместе с милой женщиной, в карете. Вне всяких сомнений, несмотря на то что в действительности она не могла быть твердо уверена в своем собственном рассудке, который окутывал мрак тайны, она могла каким-то образом лелеять туманные мечты о том, что этот человек всю свою жизнь имел тот же вид для других, какой он имел для нее, в течение столь краткого периода его возможного существования. Зная его исключительно – или грезя о нем, как это вполне могло быть, – в этом единственном его облике, она не могла вообразить его ни в каком другом. Эти ли, другие соображения о грезах Изабелл занимали Пьера в тот миг, сказать было сложно. В любом случае, он ничего ей не сказал, не обманул ее, но и не отрыл ей глаза, не просветил ее, но и не ввел в заблуждение. Несомненно, он был слишком погружен в свои, весьма глубокие переживания, в которых надо было разобраться, чтобы копаться еще и в похожих эмоциях Изабелл. Иными словами, здесь, на этой самой пяди земли, случилось небывалое: хоть они оба и были сильно взволнованы видом одного и того же полотна, но их мысли и воспоминания разминулись и потекли в совершенно разных направлениях, тогда как каждый из них в это время, как бы то ни было неразумно, мог смутно воображать, что ум другого занят теми же, единственными размышлениями. Пьер думал о портрете в кресле; Изабелл – о живом лице. И пылкий ропот Изабелл, вызванный воспоминаниями об этом живом лице, немедленно нашел свой отклик в душе Пьера, пробудив своим звучанием память о портрете в кресле. В любом случае, весь ход событий был столь непредсказуемым и таинственным, что впоследствии никто и, возможно, никогда не раскрыл этого противоречия, поскольку вихрь последующих событий нес их столь быстро и стремительно, что у них не было времени на какие-то неторопливые грезы о прошлом, которые, возможно, необходимы для такого открытия.

– Это?.. Это?.. Как такое может быть? – напряженно шептала Изабелл.

– Нет, этого не может быть; все не так, – отвечал Пьер. – Всего лишь одно из удивительных совпадений, не больше.

– Ох, оставь, Пьер, мы бы напрасно пытались объяснить необъяснимое. Скажи мне: это правда! Это и вправду так! Это чудо!

– Мы сейчас же уходим и будем хранить об этом вечное молчание, – сказал Пьер торопливо; и, отыскав Люси, они спешно покинули выставку; как и прежде, Пьер, явно не был склонен вступать в разговор с кем-то, кого он знал или кто мог знать его спутниц, и поэтому он по привычке ускорил шаги, торопясь пройти главные улицы и выйти на простор.

II

Во время их поспешного бегства Пьер молчал, но рой диких мыслей кружился над ним и жалил его сердце. Самые неукротимые, зверские и беспощадные чувства кипели в нем, стоило лишь подумать об Изабелл, но – хотя тогда он едва ли мог сознательно отдавать себе в том отчет – эти мысли не были ему совсем неприятны.