Перчатка немецкого рыцаря

В общем, до того девку довела, что она руки на себя наложить хотела. А мать ее тогда все по больницам да по больницам, сердце у нее было больное. Ну, Аглая, конечно, жизнь ей укоротила. В общем, пока суд да дело, все сроки и прошли, аборт уже никто не брался делать.

Тут тетя Зоя спохватилась, что болтает лишнее, на что Арина, хмыкнув, сказала, что, может, и лучше было, если бы она вообще не родилась.

Соседка помрачнела и сказала, что ее мать не права, ведь ребенок ни в чем не виноват.

Конечно, Татьяне в жизни досталось – мать ее рано умерла, она одна с ребенком маленьким на руках, тут этот придурок и появился. Ну, в ее положении выбирать не приходилось, она и вышла за него замуж.

С виду вроде ничего себе: не пьет, не курит, а как человек – полное барахло. Она, тетя Зоя, сразу его раскусила. Стены тонкие, все слова слышала она, какие он Арине кричал. Нельзя так с ребенком.

Арина невольно посмотрела на часы, давно нужно уходить. Тетя Зоя болтала не просто так, она между делом зашила рукав и почистила пальто, велела звонить, а она тут приглядит.

После того что она узнала про Аглаю Михайловну, Арине не слишком хотелось ее видеть, но выхода не было. Нужно исчезнуть.

На всякий случай она вышла по черной лестнице во двор и ушла, никого не встретив по пути.

Это было давно, пятнадцать лет назад, с тех пор она никогда больше не была в том доме, в котором родилась и провела свое несчастливое детство.

– Вот она, ваша милость! То, что я вам обещал! – Клаус-оружейник протянул Гёцу тяжелую блестящую штуковину, похожую на железную рыцарскую перчатку с раструбом и ремнями для надевания, похожими на конскую упряжь.

Гёц, недовольно пыхтя, всунул культю в раструб. Оружейник помог ему затянуть ремни и услужливо забормотал:

– Вот так, вот так… видите – она хорошо держится… главное – потуже затяните ремни, чтобы рука не соскочила в самый важный момент…

– И как мне держать меч?

– Вот, ваша милость, смотрите – повернете этот шпенечек, и пальцы сожмутся на рукояти… нет, вот так… видите – они крепко сжали рукоять…

– Да, это не настоящая рука, но меч держать может…

– Истинно так, ваша милость!

– Вот тебе, Клаус, держи, как договаривались, пять талеров! И вот еще один… помни мою доброту!

– Благодарю вас, ваша милость!

Гёц вышел из палатки оружейника и пошел через лагерь, мрачно поглядывая на железную руку. Вдруг из-за солдатской палатки выглянула женщина в длинном черном плаще, поманила его.

Гёц поморщился – женщина была не в его вкусе, слишком худа и костлява. А самое главное – стара. Но она все манила его и что-то шептала.

Гёц остановился, свернул к палатке, словно какая-то незримая сила потянула его. В конце концов, женщина есть женщина, пусть она даже худа и стара… та крестьянка в лесу под Веймаром тоже не была красавицей…

Он подошел к незнакомке, взял ее левой рукой за подбородок, ухмыльнулся:

– Что ты смотришь, красотка? Имей в виду, я не заплачу тебе ни пфеннига!

– Смотря за что, ваша милость! Смотря за что! Может быть, и заплатите!

– Что ты можешь такого, чего я не испытал? Мне доводилось бывать в борделях Нюрнберга…

– Я не по этой части, ваша милость.