– А тогда чего ты от меня хочешь? – Гёц отстранился от женщины, оглядел ее с ног до головы. Вся в черном, с черными запавшими глазами и костистым носом, она и правда не была похожа на солдатскую подругу или разбитную полковую маркитантку. Честно говоря, она была похожа на старую ворону. Это сходство еще усиливалось из-за ее голоса – хриплого, каркающего.
– Как насчет вашей руки?
Рыцаря словно обдало жаром. Он поднял правую, искалеченную руку, замахнулся на старую ворону – но рука не послушалась его, опустилась, он удивленно покосился на нее и проговорил, с трудом сдерживая закипающий гнев:
– Что ты такое говоришь про мою руку?
– Вы бы хотели, чтобы она стала такой, как прежде? Или даже лучше?
– Что ты такое несешь? Оружейник уже сделал мне отличную железную руку…
– Оружейник сделал что мог. Но, милостивый господин, железная рука – это все же не настоящая рука, а вы ведь хотели бы иметь настоящую, ловкую и ухватистую? Но к тому же необыкновенно сильную и крепкую?
– Ты кто – ведьма? – догадался рыцарь.
– Кто-то называет меня и так. Всякое случается. И я на это не обижаюсь – неважно, как меня называют, лишь бы никто не мешался в мои дела.
– И какие же это дела?
– Приходите к этой палатке нынче в полночь – и вы узнаете. Увидите своими глазами.
Гёц хотел что-то возразить – но черная женщина исчезла, словно сквозь землю провалилась.
Рыцарь хотел перекреститься, как положено, правой рукой – но железная рука снова отказалась ему повиноваться. Он сплюнул и пошел к своей палатке, постановив для себя забыть о встрече с той странной женщиной.
Вечером Гёц почувствовал какое-то беспокойство. Он то и дело вспоминал женщину в черном и ее слова. Неужели она и впрямь может вернуть ему настоящую руку?
Но можно ли доброму христианину, каким считал себя рыцарь фон Берлихинген, связываться с нечистой силой?
Он выпил вина, но оно не принесло ему облегчения.
Арина очнулась от воспоминаний. Что-то сегодня она совсем расклеилась. Этак можно всю ночь вспоминать, было бы что. Так не пойдет, обязательно нужно заснуть, иначе она проворочается всю ночь и утром встанет с опухшими глазами.
Она не пьет никаких таблеток – ни снотворного, ни успокоительного. Так она решила давно, пятнадцать лет назад, и строго следует этому правилу. Иначе давно уже превратилась бы в жалкое, зависимое от лекарств существо. Так что нужно справляться своими силами.
Она попыталась отвлечься, начала по испытанному способу считать овец. Сначала это были просто слова, но скоро овцы материализовались. Они брели по зеленому лугу, жалобно блея, у некоторых на шее глухо дребезжали колокольчики.
Арина уже погружалась в сон, как вдруг сквозь умиротворяющее дребезжание овечьих колокольчиков пробился какой-то другой, посторонний звук.
Звук этот был тихим, едва слышным, но в отличие от овечьих колокольчиков из приближающегося сна он был совершенно реальным. Реальным и пугающим.
Арина испуганно открыла глаза.
Она лежала в своей собственной красивой спальне, в широкой удобной кровати. В комнате царила теплая, уютная, убаюкивающая темнота. Темнота и тишина. Плотные шторы были задернуты, и по ним время от времени проползали пятна света – блики фар проезжающих мимо машин.