Перечитывая Джойса

Тем из русских читателей, кому довелось прочесть «Портрет художника в юности» не вскоре после появления романа в 1916 г., а только по его публикации в журнале «Иностранная литература» 60 лет спустя, в 1976 г., трудно отделаться от мучительной мысли, что нечто подобное они уже где-то и когда-то читали. Одному, возможно, припомнится Хэмингуэй или Фолкнер, другому - Мориак, третьему - что-то из современной русской прозы, например «Трава забвения» Катаева или же «Мальчик» Сергея Боброва. Сама мучительность припоминания, конечно, связана с тем, что слишком поздно увидели свет русские публикации и «Дублинцев», и «Портрета художника в юности», и главного произведения Джойса «Улисс». За задержки публикаций этих произведений, определивших развитие мировой литературы, мы расплачиваемся тем, что в наших глазах оказалась, в значительной степени, смещенной сама историческая перспектива литературного процесса XX века.

Но вот перед нами первый большой роман Джойса в полном переводе.

Роман отчасти автобиографичен. Место действия - Ирландия 80-90-х годов прошлого века; содержание - детство, отрочество и юность поэта Стивена Дедала. В центре внимания автора - не историческая ситуация тогдашней Ирландии, не внешние особенности ирландского быта (хотя и того и другого в романе предостаточно), но нечто иное: внутренняя жизнь, внутреннее становление молодого поэта. Важно иметь в виду, что история и быт в романе - не просто «фон»: весь внутренний опыт Дедала пронизан ими. Фабулы в традиционном смысле слова (т. е. фабулы как заведомо спроектированной автором схемы развития внешних событий) в романе нет. Но речь идет о многолетней драме душевного становления самого Стивена, отмеченной, словно вехами, определенным стечением событий... Развитие внутренней жизни поэта идет какими-то своими путями: как ни важны для нее события внешней жизни, подлинный центр повествования и фокус авторских интересов - в душе самого Стивена. Его стремление отыскать и выразить свое поэтическое видение мира приходит в столкновение со всем духовным и социальным укладом ирландской жизни тех времен. В результате конфликта - отпадение от веры отцов, разрыв с родными, оставление родины. Стивен готов проклясть и католичество, и Ирландию. Но все это - в нем самом. А от себя не уйти. Он и сам сознает, что покидает родину ради того, чтобы найти в себе и суметь выразить «несотворенное сознание» своего народа.

«Портрет художника в юности» - роман самоанализа и самопознания. Особенности авторской задачи требовали и особых художественных путей ее разрешения.

Рождение души, по словам Стивена, - «медленное и темное рождение, более таинственное, чем рождение тела». Для того чтобы раскрыть этот процесс внутреннего рождения и становления поэта, Джойс избрал особый художественный путь, или навык, - тот самый, который современное литературоведение называет «потоком сознания».

Особое обаяние романа связано с тем, что в период написания «Портрета» уже сложилось своеобразие художественного мышления Джойса, тогда как манера его письма оставалась еще достаточно традиционной. Но внешней прозрачности ранней джойсовской прозы уже сопутствуют образная изощренность, стремительное чередование подчас неожиданных ассоциаций, преднамеренное замедление одних эпизодов и ускорение других; искусство прозы становится отчасти сродни искусству киномонтажа. В последующих произведениях Джойса эти черты усложненности, свойственные методу «потока сознания», решительно выходят на первый план; прежняя прозрачность, по сути дела, утрачивается...

Само имя героя - Стивен Дедал - значащее. Сам Стивен считает древнего мастера Дедала, создателя лабиринта, своим духовным предком и наставником. Но Стивен - поэт, а не зодчий, и его лабиринт не веществен. Лабиринт - в нем самом, в собственной его душе. Лабиринт с извивами, с тьмою, провалами, проблесками света, постоянными внутренними перестройками. Восстановление опыта детства, опыта отроческого и юношеского становления поэта - вот, по замыслу Джойса, та путеводная нить, которая может как-то помочь пройти сквозь усложненный и запутанный интеллектуально-духовный мир и самого героя романа, и - отчасти - его создателя. Этот текст конструируется не последовательностью внешних событий во времени, но последовательностью особых, специфических событий внутренней жизни человека: отдельные вырванные из памяти эпизоды соединяются при помощи, казалось бы, случайных воспоминаний (хотя за их внешней случайностью - глубокие и слабо изученные закономерности человеческой психики и памяти), всплывают неожиданные ассоциации, перебивают друг друга различные временные пласты повествования, сам автор то как бы сливается со своим героем, то внезапно, спустя несколько строк, иронически отступает от него.