Перечитывая Джойса

Это, казалось бы, случайное совпадение двух столь знаменательных, хотя и разноплановых событий означало выход страны из ее исторического оцепенения.

Эстетика и поэзия Стивена Дедала, направленные против Великой Серости тогдашней обыденной жизни, - тоже своего рода мятеж, но мятеж незрелый и эгоцентричный. Название романа в английском подлиннике - «Портрет художника как молодого человека». Молодой философ-поэт, завороженный красотою Природы и Слова, ощущает себя язычником или даже взбунтовавшимся ангелом. Дедал именно «молодой человек», еще всерьез не изведавший глубины жизни. Им пока еще не пережита та духовная истина, что Добро и Красота если и не одно и то же, то по крайней мере вещи, неразрывно связанные одна с другой.

Бунт против обыденности иной раз оборачивается эстетством и мизантропией. Восторженно-языческие порывы юности быстро растрачивают себя. Не осознав необходимости постоянного искания Добра, вчерашний бунтарь против Великой Серости рискует стать ее пленником, ее певцом. Так отчасти и произошло с творчеством самого Джойса...

Входя в глубину внутреннего мира «художника как молодого человека», Джойс пытается постичь противоречия своего собственного мышления и творчества. Вчитываясь в роман, нетрудно уловить, сколь мучительна была для писателя дисгармония его представлений о Красоте и о Добре. А в заключительных строках романа Дедал, покидающий свою страну, пересказывает прощальные слова матери: «Молюсь, чтобы... ты понял, что такое сердце и что оно чувствует».

Вопрос «что такое сердце?» мучил писателя до конца его дней. Неутоленной жалости и раскаянию посвящен предсмертный шедевр Джойса - стихотворение в шестнадцать строк «Ессе puer» («Се - мальчик»). Незадолго до смерти он говорил как о недостижимом художественном эталоне о поздней прозе русского писателя Льва Толстого, для которого вопрос «что есть сердце?» всегда был вопросом вопросов.

* * *

«Джакомо Джойс»... О чем это небольшое произведение, своим странным графическим расположением текста напоминающее поэтические экзерсисы Малларме?

История его создания такова. В 1912-1916 гг. Джойс жил в Триесте. Заканчивал «Портрет художника в юности», работал над пьесой «Изгнанники», обдумывал «Улисса», зарабатывал на жизнь, давая уроки английского языка, и вдруг - влюбился в свою ученицу, молоденькую итальянскую еврейку Амалию Поппер.

Трудно сказать, каким в действительности было чувство Джойса, факты упрямо свидетельствуют, что многое придумано и домыслено им. Но дело, конечно, не в этом. На страницах «Джакомо» бьется чувство, которое представил себе Джойс, чувство, которое обрушилось на писателя, вдруг ощутившего, что молодость прошла...

Наверное, содержание этой вещи, если вообще понятия традиционной поэтики хоть как-то приложимы к тексту, в котором все - порыв, ощущение, прикосновение, движение, передают слова поэта:

О беззаконьях, о грехах,

Бегах, погонях,

Нечаянностях впопыхах,

Локтях, ладонях...

Это проза об остановленном мгновении, о заблудившемся времени, о мучительном прощании с юностью, о так трудно завоеванной зрелости...

У «Джакомо» нет ни начала, ни конца; трудно определяется жанровая принадлежность этих страниц: в самом деле, что это - записная книжка, дневник, эссе, этюд, новелла? И причина вовсе не в том, что Джойс не предназначал это произведение для печати. Зыбкость текста, его незавершенность сознательны. В них уже отчетливо проглядываются новаторские, незнакомые западной прозе тех лет черты.

«Джакомо» неминуемо приближает нас к «Улиссу». На этих пятнадцати страницах была опробована новая поэтика, с помощью которой эпос человеческой жизни, эпос духа и тела, истории и частной жизни был вмещен в границы одного ничем не примечательного летнего дня - 16 июня 1904 г., самого длинного дня в истории мировой литературы, растянувшегося до размеров вечности.

Сопряжение реальной, сиюминутной жизни, то, что Джойс назвал «сейчас и здесь» - любовь ли это к молоденькой ученице или история дублинского рекламного агента Леопольда Блума, - с вечным, введение героев в плоть мифа происходило в сознании. Мир, опрокинутый в сознание, сознание, отражающее и одновременно творящее мир по своим законам.

«Улисс» был задуман Джойсом как современная «Одиссея». И в том, что Одиссеем стал дублинский рекламный агент, можно видеть дальнейшее развитие джойсовской теории и поэтики драмы. Драма выявлялась на самом заурядном житейском материале, который для художника, по убеждению Джойса, никогда не утрачивает своей значимости. Судьба Блума, его жены Мэрион, певички в кабаре, писателя-неудачника Стивена Дедала не менее интересна, чем судьба их мифологических прототипов - Одиссея, Пенелопы, Телемаха. Время, история изменили оболочку - одежду, быт, поведение, язык. Но драма душ, борение страстей остались неприкосновенными, миф опрокинулся в современность, и был выведен закон его воплощения в слове sub specie tempores nostri - «под знаком современности».