Перед бурей

Он происходил из хорошей, культурной, крупно-торговой среды, и в общении с людьми буржуазных партий производил впечатление почти своего, и, во всяком случае, не вносящего диссонанса человека comme il faut, достойного всякого уважения. У него не было никаких возмущающих течение его общественной работы сильных индивидуальных страстей, и он пользовался поэтому репутацией безупречности, политической выдержанности и преданности партии. Это был блестящий образец - большого человека на малые {345} дела. В деле непосредственного руководства партийным аппаратом он был незаменим и неподражаем.

Заслушав доклад А. Гоца о переговорах с Временным Правительством, Центральный Комитет ПСР 24 сентября семью голосами при семи воздержавшихся согласился, что "Авксентьев, Гоц и Руднев выполнили поручение, данное им Демократическим Совещанием".

С этого времени пишущий эти строки систематически отходит как от работы в Предпарламенте, который считает учреждением безвластным и ненужным, так и в самом Ц. К., где предоставляет новому большинству без помехи проводить свой "новый курс", неся всецело ответственность за него и за его результаты перед партией. 2-го октября я получил месячный отпуск "для объезда России" и непосредственного общения с массами, от которых, на мой взгляд, Ц. К. совершенно оторвался.

В эти дни на меня частным порядком было оказано большое давление с целью склонить меня отложить свой отъезд, по крайней мере, до сакраментального дня 22 октября, когда весь Петербург ждал попытки большевиков захватить власть. Мне указывали, что мой отъезд почти накануне этого дня будет понят, как несолидарность с противящимися перевороту антибольшевистскими силами. Скрепя сердце, я согласился отложить отъезд, но с тем, что это будет последний раз. 22-ое октября прошло мирно. Создалось впечатление, что большевики будут дожидаться если не Учредительного Собрания, то, по крайней мере, 2-го съезда Советов, на котором они, рассчитывая на сильную "левую сецессию" в рядах с.-р. и с.-д. меньшевиков, надеются получить большинство.

22-го вечером я покинул Петроград и после успешных выступлений в казармах войск Московского гарнизона поехал на съезд крестьянских секций Западного фронта в Минск, куда меня призывали партийные товарищи, опасавшиеся на этом съезде "засилия" большевистских и союзных с ними элементов.

Через три дня после моего отъезда началось большевистское восстание.

Когда во второй половине ноября я вернулся в Петербург, я на вокзале был задержан для объяснений с {346} Военно-Революционным Комитетом. После всех объяснений мне было заявлено, что я свободен и что самый акт приглашения объясниться с Военно-Революционным Комитетом, несмотря на присутствие вооруженного караула, не должен рассматриваться, как арест.

Такова была обстановка, в которой произошел почти единовременно со 2-ым Всероссийским Съездом Крестьянских Советов четвертый съезд Партии Социалистов-Революционеров (26 ноября - 5 декабря 1917 г., ст. ст.).

Главным предметом съезда было обсуждение вопроса - "о текущем моменте и тактике партии", докладчиком по которому был я, давший, между прочим, сдержанную по форме, но категорическую по существу критику ошибок революционной демократии вообще и центрального партийного руководства в частности.

Против моих заключений выступали: В. Подвицкий, признавший, что коалиционная тактика действительно потерпела полное крушение, но что это крушение было, в сущности, крушением самой революции; В. Г. Архангельский, полагавший, что всё-таки без коалиции обойтись было невозможно и что однородное правительство "единого трудового фронта" оказалось бы не сильнее, но даже еще слабее коалиционного;

Фирсов-Розенблюм, смягчавший значение всех ошибок тактики тем, что течение революции со всеми ее слабостями и спадами было "фатально и неизбежно"; и, наконец, мой преемник по министерству земледелия, С. Л. Маслов, обвинявший всю революцию в антигосударственном, почти анархическом уклоне, констатировавший, что "революция сорвана", что выхода из тупика нет, все предлагаемые тактические планы безнадежны и неосуществимы и "будущее печально".

Что касается крайнего правого крыла партии - "воленародцев", - то от их имени выступали В. И. Лебедев и А. А. Аргунов. Первый заявил, что, по его мнению, правых вообще от центра теперь отделяет немногое. Центр во главу угла своей тактики ставил борьбу за мир, не отвергая обороны страны;

Правые - оборону страны, не отвергая борьбы за мир. В других вопросах, на его взгляд, особых разногласий нет. А теперь, когда большевиками армия совершенно разложена, - все течения приведены к одному знаменателю, "всем" приходится {347} думать только об одном: о скорейшем заключении мира. Поэтому "правые" хотят общей работы, а не распрей и расколов.