Перед бурей

Неудивительно при таких условиях, что, хотя все вы

сланные студенты очень любили к случаю и не к случаю

поминать политическую экономию, почти никто из них не

имел сколько-нибудь ясного и продуманного представле

ния о ней. Неудивительно также, что ни Королев, ни Бара

нов, ни Пальчик, к которым я обращался, не смогли мне

особенно облегчить изучение той особой науки, которая,

как тогда мне казалось, являлась ключом к познанию «до

бра и зла» на земле. Наташа была лучше других подкова

на в интересовавшей меня области, и к ней я чаще всего

обращался за помощью. Однако и она не могла меня пол

ностью удовлетворить.

Как бы то ни было, но занятия мои начались. Первой

книжкой, которую мне удалось достать, была «Политиче

ская экономия» Шарля Жида. Я долго и усердно сидел над

ней, стараясь проникнуть в тайны буржуазного мышления

ее автора, но не испытал при этом никакого энтузиазма.

Конечно, я не в состоянии был тогда критически подойти

к построениям Жида, но что-то мне в его книжке не нра

вилось, какой-то инстинкт мне говорил, что это не то,

что мне нужно. Чтение Ж и д а имело, однако, один поло

жительный результат: я сразу почувствовал, что в жизни

имеется одна огромной важности область — экономика, ко

торой я до сих пор совершенно пренебрегал, увлекаясь раз

личными гуманитарными теориями и проблемами.

Вскоре после того Тася притащила мне литографиро-

218

ванный «Курс русской истории» Ключевского. Этот замеча

тельный труд произвел на меня громадное впечатление —

не только необыкновенной ясностью и блеском своего

изложения, но также сугубым подчеркиванием роли

экономических моментов в развитии Российского государ

ства. «Курс» Ключевского еще более утвердил меня в со

знании, что экономика — вещь чрезвычайной важности,

что ее

надо изучать, что из нее надо уметь делать правиль

ные выводы. Но как этого добиться? Я похож был в то

время на человека, который стоит перед сундуком, где

спрятаны величайшие сокровища. Он хочет открыть его, но

не знает, где лежит ключ, и в поисках за ключом беспо

рядочно шарит руками по всем углам и закоулкам: авось,

где-нибудь найдется.

Одна случайность оказала мне большую пользу. Я упо

минал уже выше о новом учителе истории в женской гим

назии Токмакове, который примыкал к течению легальных

марксистов. Та же Тася как-то познакомила меня с ним,

отрекомендовав, как «самого серьезного» из гимназистов.

Мы быстро сошлись с Токмаковым, и я довольно часто

стал проводить у него вечера за обсуждением социальных

вопросов. Однажды Токмаков дал мне для прочтения

модную в то время в радикальных кругах книгу Альберта

Ланге «Рабочий вопрос». Она мне очень понравилась и как-

то невольно слилась в моем сознании с памятным рома

ном Шпильгагена «Один в поле не воин». Ланге разъяснил

много непонятных вещей, а дополнительные комментарии

Токмакова еще более убедили меня, что в поисках ключей

к политической экономии я сделал шаг вперед. Однако

я чувствовал, что предо мной лежит еще длинная дорога.

— Вы были правы, Наташа: политическую экономию

надо знать!—горячо восклицал я как-то за чайным столом

у Королевых, месяца два спустя после моего первого раз

говора с Наташей на эту тему.

Наташа с довольным видом кивала головой, а я про

должал:

— Политическая экономия — самая живая, самая нуж

ная наука. Она выросла из самой жизни. Она переполнена

кровью социальных вопросов.

— Что это значит: «переполнена кровью социальных

вопросов»? — с легким поддразниванием спросила Ната

ша. — Очень уж вы любите, Ваня, вычурно выражаться.

Говорите попроще.

219

— Слушаюсь! — в тон Наташе откликнулся я. — Не ру

гайте меня очень за вычурность, — это поэзия меня портит.

— Повинную голову и меч не сечет, — засмеялась Ната

ша. — К каким же выводам вы пришли, познакомившись с

политической экономией?

— Отвечу вам, как Сократ: я знаю только то, что ни

чего не знаю, — отпарировал я и затем уже более серьез

ным тоном прибавил:— В последнее время я много думал

над тем, что такое нравственность.

— Что же это такое? — заинтересовалась Наташа.

— Видите ли, Наташа, мне кажется, что нравственно

все то, что содействует делу прогресса, безнравственно

все то, что этому мешает.

Наташа подумала немного, потом тряхнула головой и

сказала:

— Может быть, вы и правы... Только... Только, что та

кое прогресс?

Теперь настала мои очередь задуматься. Наташин во

прос ударил, как стрела, и все мое построение сразу зако

лебалось. Я не в состоянии был дать ясного ответа на во

прос: что такое прогресс? И потому мне стало как-то не

по себе.

— Знаете, Наташа, — заговорил я вдруг дружески, за

душевным тоном, как тогда, в Захламино,— я не знаю, что

со мной происходит. То я чувствую в себе громадные си

лы, то я кажусь себе самой ничтожной мухой... То беше

ный прилив веры в себя, то безнадежная тоска и отчая

ние... Отчего бы это?.. Надоел мне проклятый, мертвый

Омск! Хочется настоящей, кипучей жизни!..

Наташа слегка коснулась моей руки и тоном старшей,

видавшей виды сестры сказала:

— Скоро у вас, Ваня, будет кипучая жизнь. Все это

пройдет.

21. ОКОНЧАНИЕ ГИМНАЗИИ

И вот наконец пришел этот долгожданный день, кото