Перед бурей. Шнехоты. Путешествие в городок (сборник)

На четыре стороны света идут четыре улицы, четыре ветpa свистят, четыре видно костела, четыре света… мудрено тут найти дорогу. Янек поскребыхал голову.

– Вот тебе путешествовать ночью.

По улице шел старый нищий с лирой, сгорбленный, с палкой, борода по пояс, торбы до колен, голова лысая как дыня, но зажмуренные глаза, я сказал бы, как у того дровосека; дрожь проняла мальчика, всё же предпочитал спросить своего бедняка, чем пана, и, приблизившись, вежливо сказал:

– Отец мой, где дорога к костелу, что строят?

– А вот, прямо, – сказал старик и пошел.

Янек уже двинулся, затем подошёл кто-то молодой, напевающий что-то под носом; он услышал, видно, вопрос и ответ, потому что произнес:

– Старый глупец, необычайно старый… что он имеет в голове! Двигайся налево!

Янек остановился, подошёл третий.

– Смеются над тобой, иди вправо, мой дорогой.

Подошел четвёртый и сказал:

– Разве ты не видишь, что уже костёл миновал?

Невозможно понять – Янек заломил руки и начал бы ругаться, если бы не плакал, пока не подошёл пятый, серьёзный, в парике из козьей шерсти, с огромной тростью, в тройных очках, а такой простой и твёрдый, точно его из дерева вытесали, взял Янка за руку:

– Сынок, – сказал он, – я вижу, ты дорогу спрашиваешь, а эти негодные людишки дурят тебя и насмехаются над тобой, что за безжалостные сердца, что за пустые головы! Скажи-ка мне, куда хочешь идти, я расскажу тебе дорогу. Я плохо расслышал вначале? Ты спрашивал о костёле? Зачем тебе в костёл?

– На работу…

– Вот нашел заработок! Строят театр, иди в театр… строят бурсу, иди в бурсу… там хорошо заплатят… а у Бернардинцев едва ложку еды и крестик на дорогу.

– Раз отец мне туда велел!..

– Что там отец! Разве ты не имеешь своего разума.

И, поглядев на мальчика, который обращал в руках шапку, начал с сожалением смеяться.

– А ну, ну, хочешь в костел, – добавил он быстро, – очень хорошо, иди, так… направо, потом налево, назад, прямо, от себя, за себя, всегда перед собой… и обязательно попадёшь.

Янек нахохлился, желая понять, что ему говорили, а господин в парике исчез с глаз, Янек снова тогда стоит и думает, а в голове у него всё перевернулось.

Через минуту он пошел прямо, как ему старый дед указал, но, медленно волочась, уставший, осоловелый, не зная, что делать… так он притащился на рынок. Сколько на рынке искушения! Весь день он ничего не имел во рту, а тут кучками… копченая колбаса, горячий картофель, булки, яблоки, сливы, гренки, чего душа пожелает. Через нос влетают запахи в желудок, голод отзывается в брюхе, брюхо говорит карману, а в кармане, как вымел, ни гроша. Янек думает: “Хоть посмотрю… чем это вредит? И хоть понюхаю, то же не грех”.

В ларьке на лавочке сидела толстая, как бочка, женщина, на которой был чепчиком как арбуз… делала чулок и бормотала молитвы, была красная и толстая, как если бы целый день ела. Когда Янек начал приближаться, она улыбнулась, а тот ей поклонился.

– Прошу ко мне, прошу, – сказала она, – иди-ка, мальчик.

Янек подошёл ближе.

Колбасы, булки, яблоки! Сокровища! Ни глаз, ни носа от них не оторвать, просятся в рот! Мальчик улыбается, и таким сделался вежливым, что второй раз поклонился. А продавщица ему:

– Не церемонься же как сучка на перевозе, а хочешь чего, то бери.

– Могу? – спросил Янек удивлённый.

– За каким же дьяволом стало? – воскликнула баба. – Вот плут! Откуда-то с деревни!

Янек начал размышлять, чтобы убедиться, как это могло быть, чтобы бесплатно давали есть, и с помощью желудка, который обеспечивал аргументами, он начал раздумывать, что большие, толстые женщины, не в состоянии уже есть сами, потеряв аппетит, сидят на рынке, чтобы кормить других и напиваться чужим удовольствием хоть глазами. Желудок клялся, что, должно быть, было так, разум не спорил, оставаясь на этом. Таким образом, довольно незаметно Янек взял колбасу и спрятал в желудок, взял булку и послал ее в погоню за ней, сгрыз пару яблок… после чего, сняв шапку с улыбкой, собирался уже уходить, когда баба, как была толстая, также сильно крикнув на весь город, вскочила как перышко и схватила его за волосы.

– Стой, негодяй! А что это, платить не думаешь?

Это слово морозом проняло Янка и разум тут отозвался:

– Ну вот! Нужно было меня слушаться, а ни этот глупый желудок.

Заплатить! Чем тут было заплатить?

– Нет денег, – сказал он, дрожа. – Но вы меня приглашали все-таки.

– Есть ты умеешь! А платить не хочешь. Нет денег, тогда подыхай с голоду, а чужого не тронь, собачий сын!

Были там и другие красивые слова, которых Янек не понимал, но зато кулаки говорили ему ясно и отчётливо; три толстые бабы, одна худая, вращали его на все стороны, так что не было способа вывернуться, содрали с него свитку и только тогда отпустили в рубашке. Бедняга убежал что есть духа, сгорая от стыда.

– Нет, – сказал он себе с гневом, – никогда разума иметь не буду, поделом мне!