Перед изгнанием. 1887-1919

В Киеве все гостиницы были переполнены. У меня не было никакого желания воспользоваться гостеприимством, которое предлагал офицер. Тем не менее, мне пришлось в конце концов его принять, чтобы не спать на улице. По счастью, из везшего нас экипажа я увидел, как открылась дверь дома и вышла одна моя хорошая знакомая, княгиня Гагарина. Она узнала меня и очень удивилась. Остановив экипаж и попросив спутника подождать минуту, я подошел к ней поздороваться.

– Что вы здесь делаете? – спросила она. – И где вы остановились?

– Я бы сам не отказался узнать, что делаю в Киеве, – ответил я, – что же до жилья, мне пришлось удовольствоваться далеко не лучшим решением.

Она предложила поселиться у нее, и я поспешно согласился.

На следующий день, узнав, что телеграф еще действует, я отправился послать телеграмму семье, беспокоившейся, не получая известий. Это было нелегко. Как и в Петербурге, полнейший беспорядок царил в Киеве. Со всех сторон доносилась стрельба, и ежеминутно можно было получить шальную пулю. Иногда пулеметы стреляли вдоль тротуаров. Худо-бедно добрался до почты и вернулся назад. Моя хозяйка удивилась, увидав меня в разодранной одежде, с лицом и руками, покрытыми грязью.

Пришел офицер и рассказал, что дом, где он жил и предлагал мне гостеприимство, разрушен бомбой. Сам он обязан жизнью тому, что не ложился в эту ночь. Случайно открыв газету и пробежав ее, я прочел, что разыскивается преступник, имя которого было абсолютно то же, что в моих фальшивых документах! Я тут же предупредил офицера, который достал мне новые документы, тоже фальшивые и добытые, по-видимому, с той же легкостью.

К концу недели я ему заявил, что не имею намерения бесконечно оставаться в Киеве, где мне нечего делать, и что должен вернуться к семье в Крым; кроме того, хотел бы ехать обратно в Петербург и закончить дела, которые бросил при поспешном отъезде. Офицеру моя программа, кажется, не понравилась. Тем не менее, он пообещал известить меня о том, когда нам можно будет уехать. Он, кажется, решил не отставать от меня. Два дня спустя он пришел и сказал: «Готовьтесь, завтра выезжать». Он действительно пришел за мной на следующий день в обществе своего таинственного сообщника.

На вокзале в Петербурге я купил газету, где прочел: «Князь Юсупов арестован и заключен в Петропавловскую крепость».

Протянул газету своим спутникам.

– Уверены ли вы в своих домашних? – спросил офицер.

– Абсолютно уверен.

– В таком случае, отправляйтесь домой и никуда не выходите, пока я не подам вам знак. Не показывайтесь никому и не отвечайте по телефону. Надеюсь, по крайней мере, обеспечить ваш отъезд в Крым.

Я поднял воротник и отправился на Мойку, застав домашних, читавших новость о моем аресте, в слезах. Они были счастливы и удивлены, увидав меня. Несмотря на свое строгое затворничество, мне удалось повидать нескольких надежных друзей. Спустя немного дней, опять в сопровождении моих ангелов-хранителей, я уехал в Крым. И на этот раз нам было отведено купе, и путешествие прошло без происшествий. Я напрасно пытался добиться объяснений у своих таинственных товарищей: на все вопросы они отвечали полным молчанием. Они покинули меня на Бахчисарайском вокзале, приобретя бесспорные права на мою благодарность. Позже я узнал, что оба были, франкмасонами.

Судя по большому «делоне-бельвилю»[174] родителей, ждавшему меня, с его флажком, украшенным гербом Юсуповых и увенчанным короной, я мог считать, что Крым был еще относительно спокоен, но вскоре после моего возвращения начались избиения. Черноморский флот перешел к Советам. За несколько месяцев до того адмирал Колчак, командовавший им и до конца боровшийся, чтобы поддержать дисциплину, оставил командование, сломав золотую шпагу, полученную за его легендарную храбрость, и бросив обломки в море. Ужасное избиение морских офицеров произошло в Севастополе, грабежи и убийства множились по всему полуострову. Банды матросов врывались во все дома, насиловали женщин и детей перед их мужьями и родителями. Людей замучивали до смерти. Мне случалось встречать многих из этих матросов, на их волосатой груди висели колье из жемчуга и бриллиантов, руки были покрыты кольцами и браслетами. Среди них были мальчишки лет пятнадцати. Многие были напудрены и накрашены. Казалось, что видишь адский маскарад. В Ялте мятежные матросы привязывали большие камни к ногам расстрелянных и бросали в море. Водолаз, осматривавший позже дно бухты, обезумел, увидав все эти трупы, стоящие стоймя и покачивающиеся, как водоросли, при движении моря. Ложась вечером, мы никогда не были уверены, что утром будем живы. Однажды после полудня банда матросов во главе с евреем явилась из Ялты арестовать отца. Я сказал, что он болен, и попросил показать мандат на арест. Разумеется, у них его не было, и я надеялся выиграть время, послав за ним. После бесконечных споров двое из них согласились. Поскольку они долго не возвращались, остальные, устав ждать, тоже ушли.