Перед изгнанием. 1887-1919

Когда я рассказал эту историю оккультисту, встреченному мною в Лондоне у друзей, он не удивился. Это была, сказал он, форма двойного зрения, много примеров которой он видел именно в Шотландии.

Весь год я жил в страхе увидеть ужасное облако, покрывающее дорогое существо. По счастью, подобные случаи прекратились так же внезапно, как и начались.

* * *

Лондонский свет был разделен на множество кланов. Я особенно охотно посещал наименее консервативные, где встречал артистов и где позволялась некоторая свобода поведения. Герцогиня де Рутленд – одна из замечательнейших особ в этих кругах. У нее были сын и три дочери. Я особенно был дружен с двумя из них, Маргарет и Дианой. Одна брюнетка, другая блондинка, обе очаровательные, остроумные и полные фантазии. Невозможно сказать, которая из них изысканнее. Я испытывал обаяние как одной, так и другой.

Леди Рипон, знаменитая красавица царствования Эдуарда VII, была уже женщина в возрасте, с великолепными манерами и еще очень привлекательная, какой англичанка может быть всю свою жизнь. Умная, тонкая, хитрая, она была способна блестяще поддерживать беседу о предметах, незнакомых ей вовсе. В ее характере заключалось много зла, которое она с бесконечной грациозностью скрывала под ангельским видом. Она много принимала в своем великолепном имении в Кумб Курте, в окрестностях Лондона, и обладала уникальным талантом придавать каждому своему приему особенный, свойственный лишь ему характер. Монархи принимались с самым строгим этикетом; политические деятели и ученые находили обстановку серьезную и приличную; для артистов это была безудержная богема, сохранявшая притом всегда утонченность и изысканность. Лорд Рипон, старый завсегдатай ипподромов, не имел никакого интереса к светской жизни и лишь изредка и ненадолго появлялся на приемах у жены. Его голову часто видели внезапно появляющейся над ширмой, за которую она почти тотчас снова ныряла. Их дочь, леди Джульетта Дафф, была так же очаровательна, как и мать, и, как она, любима и уважаема всем своим окружением.

Несмотря на разницу наших возрастов, леди Рипон проявляла ко мне дружеские чувства. Она мне часто звонила и просила помочь ей на ее приемах и уик-эндах.

Однажды, когда у нее завтракали королева Александра и множество членов королевской семьи, она ждала в тот же вечер Дягилева, Нижинского, Карсавину и весь русский балет. Была очень хорошая погода, и королева не думала уезжать. В пять часов накрыли чай, шесть часов, семь… Королева все еще здесь. По мало понятным мне соображениям леди Рипон не хотела, чтобы королева узнала, что в тот же вечер она принимает русскую балетную труппу. Она умоляла меня помочь избежать нежелательного столкновения. Деликатная задача, из которой я выпутался не без затруднения. Я задержал наших артистов в бальном зале, где поил их шампанским, чтобы заставить быть терпеливыми. Наконец, после отъезда королевы, мы нетвердыми шагами отправились к хозяйке.

У леди Рипон я познакомился с Аделиной Патти, Мельба, Пуччини и другими артистами. Также я встретил там короля Мануэля Португальского, большая дружба с которым связывала нас до самой его кончины.

И хотя я продолжал учебу в Оксфорде, меня все больше и больше затягивала веселая и беспечная жизнь, которую я вел в Лондоне. Моя квартира на Курзон-стрит показалась мне слишком маленькой, и я нашел большую, выходившую в Гайд-парк. Я целиком был поглощен переездом, и результат был совершенно удовлетворительным, Мой ара Мари, окруженный еще несколькими птицами, парил в вестибюле среди зеленых растений и плетеной мебели. Направо был вход в столовую, белую, украшенную дельфтским фаянсом; ковер черный, шторы из оранжевого шелка. На стульях обивка с голубыми мотивами перекликалась с узорами на фаянсе. Люстра из голубого стекла, спускавшаяся с потолка, и серебряные канделябры с абажурами из оранжевого шелка освещали стол вечером. При этом двойном освещении лица гостей принимали интересное сходство с фарфором. Налево от входа находилась большая гостиная, разделенная надвое дверным проемом. Там стоял рояль, мебель красного дерева, канапе и большие кресла, покрытые кретоном с зеленым китайским рисунком. На стенах того же тона – цветные английские гравюры. Шкура белого медведя лежала перед камином, на черном ковре. Эта комната освещалась только лампами.

Маленькая гостиная, зеленая с голубым, была в чисто современном стиле, с мебелью от Мартина.

В спальне, выкрашенной серым в два тона, белые занавеси образовывали нечто вроде алькова. Мои иконы помещались по обе стороны от кровати, в витринах, освещенных ночниками. Мебель с серым лаком, ковер с цветами по черному фону.

Мой третий год в Оксфорде подходил к концу, и в последние месяцы я должен был отказаться от легкомысленной жизни, чтобы подготовиться к выпускным экзаменам. Как я ухитрился их сдать, остается для меня загадкой.

Я с искренним огорчением покидал Оксфорд и университетских товарищей и не без грусти сел в машину, между бульдогом и попугаем, отправляясь в Лондон на свою новую квартиру.