Перед прыжком

Он помолчал, покачал головой, усмехнулся.

— Раньше я думал: как происходит оно у рабочих? А ничего, мол, особенного: приходят они на завод, прямо идут к станкам, делают в свое время, что им велят, а к ночи — домой. Деревенское дело казалось куда мудренее. А когда взялся — батюшки вы мои! Что им велеть-то? И из чего? И сколько чего? И для кого? Да так, чтобы не прогореть, не вылететь дымом в трубу вместе со всем заводом, если сделал не то и не так! Такого я раньше и в уме не имел!.. А тут еще жулики оказались. Главный- то инженер и какие другие по производству — загодя подались неизвестно куда. Тот, кто хозяйством ведал, контриком оказался: загнал всю прежнюю продукцию другому заводу и тоже дал тягаля. В шкафах — одни лишь бумаги. А я в тех бумагах — ни в зуб ногой. Полный раззор — и все! Ну, думаю, чума их возьми, инженеры да разные там бухгалтеры и какие другие — не что иное, как чистая контра! Рубать их под корень! А тут возьми да приехал ваш эшелон… ух, выручил ты меня!

Адрианов сел на скрипнувший стул.

— Оно ведь я думал как? Завод или там фабрика — дело простое: есть станок, железо для производства, кузница, печи, вкалывай себе — и дело с концом. А когда оказался на этом директорском месте… ну будто в темном лесу! Сначала, когда и твой эшелон приехал, я думал, что тоже одни господа, белоручки, особенно Клетский такой, Петр Петрович. А они такими, брат, башковитыми оказались! Переписали все оборудование, записали и то, какое надо еще. Определили заводской, как говорят, профиль и эту, номенклатуру, что ли, бес ее раздери? Притом — на каждом рабочем участке и по цехам, а также что, когда и по чьему заказу выработать в каждом цеху. Да не только на месяц, а и на целый год. Отсюда — какая и в чем потребность. И фонд. И прибыль в процентах… видал? Теперь я этих ваших интеллигентов только что на руках не ношу! А если придется — и понесу, истинный бог!.

В дверь постучали — не сильно, но и не тихо.

— Входи, чего там, люди свои! — все еще находясь в состоянии веселого оживления от шумного разговора, крикнул Адрианов.

Вошел Петр Петрович Клетский. Вошел точно так, как стучал: с достоинством, даже, пожалуй, несколько чопорно, как подобает входить знающему себе цену чиновнику в кабинет начальства. И одет он был соответственно этому несколько чопорному достоинству. Несмотря на знойную, пыльную духоту, давно уже навалившуюся на эту часть Сибири, да так и не отпускающую ни на час, на Петре Петровиче ладно сидел хорошо отутюженный чесучовый пиджак. Кипенную белизну сорочки оттенял строго повязанный черный галстук. Даже зажатая под мышкой служебная папка из знакомого Веритееву американского прессшпана казалась исполненной спокойного глянцевитого достоинства.

— Проходи, Петр Петрович, присаживайся! — быстро поднявшись со стула, на который он только что было сел, почтительно предложил Адрианов и шагнул навстречу. — Тут вот у меня товарищ…

— А мы знакомы! — весело заметил Веритеев. — Здравствуйте, Петр Петрович…

Тот не сильно, однако вполне заметно кивнул седоватой, гладко причесанной головой и деловито прошел к столу.

Некоторое время Петр Петрович что-то подробно объяснял директору, иногда приглашая заглянуть на колонки цифр и сделанные от руки не то диаграммы, не то графики каких-то работ. Потом сказал:

— Я полагаю, что выговор в приказе совершенно необходим.

— Но, может быть…

— Нет, нет! — перебил Адрианова Клетский. — То, что это моя дочь, сути не меняет. Людей необходимо учить порядку…

— Не знаю… Ну, хорошо, — поспешил заверить директор. — Я сейчас же сделаю, раз уж вы так, — и проводил Клетского до двери.

Когда тот ушел, Адрианов с удивлением спросил Веритеева:

— Видал? Дочь его Катерина допустила в расчетах ошибку. Девчонка, чего с нее взять? Одна заклепка, понимаешь ты, вдруг при подсчете оказалась немыслимо дорогой. Проверяли и так и эдак. А вышло, что Катерина вместо этой, — он заглянул в оставленную Клетским бумажку, — вместо 0,03 тысячи рублей девчонка проставила 0,3 тысячи. Стоимость детали сразу и подскочила. Теперь вот ей выговор…

Дверь в кабинет снова открылась — на этот раз без стука. В ней показалась потная, веснушчатая физиономия посыльного, паренька лет тринадцати.

— Дяденька Веритеев, — кое-как отдышавшись после сильного бега, сказал посыльный, — товарищ Кузьмин просит к нему по важному делу…

— Ух, жалко, мало поговорили! — искренно пожалел Адрианов, прощаясь с Веритеевым. — Заходи еще, браток, своих в цехах посмотри. Зайдешь?

— Зайду.

— Ну, бывай…

Дело, по которому комиссар пригласил Веритеева к себе, оказалось неожиданным и неприятным: из Новониколаевска, ставшего к тому времени вместо Омска центром этой части Сибири, в Славгород пришел запрос о местонахождении кладовщика Теплова.

— Ты его должен знать, — сказал Кузьмин в своей обычной несколько вялой манере, когда Веритеев познакомился с сутью дела. — Вот и давай теперь им займемся. Знаешь такого? Теплов Даниил Андрианович.

— Не помню.

— В твоем эшелоне был.

— Стой, погоди. Это который в Омском посту пропал? Был такой!

— А личность не помнишь?

Веритеев огорченно развел руками: