Читаем Перед разгромом полностью

— Мы в жилище фей, ваше величество, — с улыбкой произнес Аратов, проникая в маленькую столовую во внутренних покоях короля, где его величество прохаживался в радостном возбуждении мимо стола с сервированным на два прибора завтраком, за который он не хотел садиться без Дмитрия Степановича.

— Феи все пожалуют, все до единой! Такого блестящего собрания Лазенки еще не видывали, — сказал король, весело потирая руки, и, указав на место за столом Аратову, сам сел, после чего с большим аппетитом начал есть, говоря, что необходимо запастись силами на то, что предстоит вынести в этот день. — Карусель начнется ровно в двенадцать. Потом легкий завтрак, за который дамы сядут уже переодетыми для прогулки по парку. Для желающих будут готовы коляски. Перед обедом отдых в покоях, приготовленных для фей. Советую вам взглянуть на убранство этих покоев, останетесь довольны. Одних духов и косметик наставлено во всех уборных на тысячу червонцев! Чьим кавалером желаете вы быть за столом, Аратов? Предупреждаю вас, что дама вашего сердца приедет с пани Анной только к балу… а также все пани из «фамилии». Желают отличиться от прочих, понимаете?

— Мы, значит, и таинственную незнакомку увидим только вечерком?

— Только вечером. Но я не сказал вам самого главного, — продолжал король, вынимая из бокового кармана белого атласного камзола сложенное письмо, и подал его Дмитрию Степановичу. — Прочтите-ка это, и вы согласитесь, что я не могу не назвать счастливым сегодняшний день!

Тот, кто видел за несколько часов перед тем Станислава Августа плачущим за карточным столом при свете занимавшейся зари, не узнал бы его теперь, — так был он весел, свеж и красив в бархатном голубом французском кафтане, белом атласном кюлоте и башмаках с бриллиантовыми пряжками на белых шелковых чулках. Пышное жабо из драгоценных кружев выгодно оттеняло свежий цвет, лица и ласковый блеск его красивых женских глаз.

— Ну, что вы скажете на это? — спросил он, когда, окончив чтение письма, Аратов протянул ему его обратно. — Не правда ли, это доказывает, что я не напрасно рассчитывал на доброе расположение ко мне императрицы?

— Кто же сомневается в этом, ваше величество?

— В том-то и дело, что многие сомневаются! Но эта новая милость докажет, что я знаю русскую императрицу лучше всех на свете и, конечно, лучше Потемкина, который так хвастается ее доверием и дружбой! Нет, что там ни говорят, никогда женщина с тонким вкусом не удовольствуется одной только грубой физической красотой в человеке, которого она приблизит к себе! Нужны деликатность сердца, нежность, надо уметь любить, — продолжал он в увлечении своим любимым предметом. — Кроме того, чтобы просить, нужен талант. Нужно, во-первых, знать личность, к которой обращаешься с просьбой, затем надо уметь находить такие слова, которые идут прямо к сердцу, и тщательно избегать всего, что может нарушить гармонию того чувства, которое желательно возбудить. На это не всякий способен, не правда ли?

— Да и вообще просить не всякий способен, — угрюмо заметил Аратов.

— Не правда ли? — весело повторил король. — И ведь какие странные! Не умеют даже и приступить к делу, а потом, при неудаче, жалуются на несправедливость судьбы!

— Кого из ваших кредиторов намерены вы теперь раньше всех удовлетворить, ваше величество? — бесцеремонно прервал его Аратов. — Деньги вы просили для уплаты ваших долгов, и выйдет довольно неловко, если, после того как вы их получите, на вас будут продолжать жаловаться в Петербург.

— Долгов у меня так много, что дарованной мне суммой все равно всех не удовлетворишь, и, чем обижать людей несправедливостью, не лучше ли со всеми обойтись поровну?

— То есть никому не платить?

— Вот именно. Ну разве я не прав? А если вы к тому же возьмете в соображение, что я обещал княжне Гедвиге дивный бриллиантовый парюр, а графине Юлии — заграничную коляску и пару серых лошадей, не говоря уже о проигранном на пари пани Розалии загородном домике…

— А знакомство с таинственной красавицей? Не мешает вашему величеству и на этот предмет отложить несколько десятков тысяч, — со смехом подсказал Аратов.

— Правда, надо и об этом заранее позаботиться.

— Нечего, значит, и думать об уплате долгов?

— Очень рад, что вы теперь и сами убедились в этом. Впрочем, мы еще успеем поговорить об этом, а сегодня нам предстоит еще столько дел до приезда гостей, что ни минуты нельзя терять. Мне хотелось бы знать ваше мнение относительно вечернего представления. Вы знаете, как хорошо изучил я роль Париса в интермедии, которая должна была быть представлена на несостоявшемся спектакле у Любомирских? Я для этой роли выписал костюм из Парижа. Не найдете ли вы возможным предложить Браницкому уступить мне эту роль?

— Попробую. Но кому же, ваше величество, вы намереваетесь предложить яблоко? Богинь готовятся изображать такие красавицы, что выбор между ними довольно затруднителен.

— Это — мой секрет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза