Серебряный век описан у Гесиода без подробностей, лишь как начавшееся увядание века золотого: люди все еще счастливее, здоровее и богаче современных, а после смерти превращаются в блаженных подземных духов.
В нашем контексте серебряный век есть возвращение и магическое оцепенение духа Земли на уровне ландшафтов, вещей и людей. Эта эпоха может «выпадать» из цепочки: в таком случае медный, или мифический, век следует сразу же за золотым, то есть за праисторическим временем. Города, соответственно, могут иметь как магическое, так и героическое происхождение, то есть вырастать вокруг святилища или вокруг крепости. Здесь берут начало две основные формы власти. Родство и порядок наследования отныне бывает не только природным, но и духовным, не только по праву крови, но и по праву восприемничества. Теперь есть героон[54], и есть Гроб Господень.
Серебряный век, как магма, имеет свойство застывать. Созданная им магическая структура мало подвластна времени и почти не меняется вплоть до момента обрушения. В эту эпоху священство переживает расцвет. Формула, в том числе молитвенная, приобретает принудительный характер и замещает то, что невозможно высказать.
Магические силы могут проникнуть и в технику, представляющую собой хороший субстрат для их упрочивающего действия. Это требует особого внимания. Иероним Босх рано заметил подобные возможности. В «Тысяче и одной ночи» мы видим магически застывшую сказку – художественную форму золотого века, по природе своей принадлежащую духу Земли. Во многих местах отчетливо выражается безвременная неподвижность, принуждающая сила формулы.
Напрашивается предположение, что каменному веку предшествовал деревянный. Однако, обдумав эту гипотезу, мы быстро понимаем: каменный век и деревянный – одно и то же. Для разграничения необходимо отличие, касающееся не только материала. Сам по себе он не так важен, как занимаемая ступень в истории орудий труда, которая определяется не столько особенностями применения, сколько способом изготовления инструментов.
Подобрав с земли ветку, примат может использовать ее для защиты или нападения, однако труда, даже самого грубого, здесь еще нет. То же можно сказать и о камне, при помощи которого он сбивает с дерева плоды. Предмет, который применяется, не подвергаясь обработке, – средство, но не орудие в собственном смысле слова. Не всякое использование камня соответствует уровню каменного века.
Эта оговорка справедлива и в отношении тех случаев, когда применение природного материала сопряжено с работой – такой, например, как при строительстве гнезда. Восьмирукие моллюски сооружают себе убежища, раскладывая камни в форме кольца. Ну а райские птицы выстраивают прямо-таки целые беседки – поразительные произведения искусства. Надо сказать, что в отношении чистой целесообразности действий ближе всех к нам, наверное, стоят обезьяны, однако в культурном, художественном, эстетическом отношении – пернатые. Противопоставлять их друг другу не следует. Развитие животного мира – это не линия, ведущая к нам, а кольцо, нас окружающее.
Итак, начало века инструментов сопряжено не с применением, но с обработкой дерева и камня. Прежде чем из их соединения получится топор, будет пройден долгий путь. И все же о собственно деревянном веке нельзя вести речь хотя бы потому, что даже для изготовления самого примитивного инструмента из дерева – палки-копалки – нужен более твердый материал, а именно камень.
Следующий большой шаг – обработка металла. Кузнечное дело стало распространяться географически, процесс совершенствовался, температуры возрастали. Золото использовалось с самого начала, причем первые золотые изделия были не литыми, а коваными. Развитие художественной ковки началось именно с них. Что же касается плавкости металлов, то, вероятно, это свойство было впервые обнаружено, опять же, на примере золота, а не меди (оба материала самородны, температуры их плавления различаются несущественно). Поскольку методики хронологической атрибуции постоянно совершенствуются, скоро мы, возможно, получим точные датировки.
Обработка другого высоко ценимого человеком металла – серебра – тоже началась в глубокой древности. Уже хетты умели плавить его в специальных печах.
И в заключение еще несколько слов об орудиях труда. Они бывают непосредственными и опосредованными, органическими и неорганическими, природными и искусственными, сотворенными и изготовленными. Дятел – плотник, крот – землекоп, гусеница тутового шелкопряда – прядильщица. Естественные инструменты отсылают нас к гению, выходящему далеко за пределы нашего разума. Самым совершенным орудием труда остается рука. В сравнении с нею любое механическое приспособление, каким бы хитроумным оно ни было, не более чем протез.
Подражание создаваемому через сотворенное – процесс, в котором на основании различных критериев вычленяются этапы, соотносимые с большими промежутками времени. Мы затронем этот вопрос лишь в той мере, в какой он касается нашей темы.