Жизнь обитает в доме мира. Геологические эпохи составляют анфиладу, по которой она проходит, – череду залов, границы между которыми могут вычленяться или не вычленяться. На различном восприятии этих границ основываются теории катастроф с одной стороны и эволюционные теории – с другой. И те, и те «правильны». Постель жизни временами превращается из места отдыха в прокрустово ложе, на котором не только меняется внешний вид явлений, но и приносятся в жертву органы. Поэтому всякий обобщающий труд по биологии должен учитывать геологическую ситуацию. Так было всегда. Главной работе Ламарка предшествовали одиннадцать томов «Метеорологического ежегодника», а знаменитый спор между Кювье и ламаркистом Жоффруа Сент-Илером, который состоялся в 1830 году и за которым увлеченно следил Гёте, велся на основании геологических предпосылок.
Теории катастроф имеют силу при любых обстоятельствах. Но Кювье, ища в палеонтологическом спектре полные разломы и воссоздания с нуля, рассматривал, очевидно, слишком короткие промежутки времени. Вероятнее всего, здесь были бы более уместны индийские масштабы, эпохи немыслимой протяженности.
Достовернее выглядит теория частичных катастроф – таких, которые затрагивали не все живое, а лишь некоторые виды и регионы, вследствие чего, однако, общая картина жизни и ее стиль все же менялись. Чаще всего таким катастрофам приписывается вулканический характер, хотя порой они действуют почти незримо – как, например, малейшие отклонения Гольфстрима от своего пути.
В самом слове «катастрофа»[79]
зафиксирован тот факт, что человек гораздо острее воспринимает ту сторону жизненного переворота, которая ассоциируется у него с концом, со смертью, чем то, что ее уравновешивает, а именно вступление в мир чего-то нового.Но и здесь работает закон сохранения энергии. Судя по всему, появление и распространение новых типов неизменно сопряжено с более или менее очевидными катастрофами, которые открывают для них дверь. Слои земли свидетельствуют об этом с отчетливостью картинок из детской книжки. При нынешнем развитии методов датирования то же самое должно быть очевидно и из научных сведений. Генеалогические древа, выстраиваемые сегодняшними зоологией и антропологией, отличаются от прежних. Ветви уже не расходятся ровными линиями, а то утолщаются, то утончаются, то отмирают. Эти схемы похожи на самшитовые деревья, гротескно подстригаемые садовниками. Они указывают на разрезы.
Такое расширение и такое сжатие, часто взрывообразные, трудно представить себе вне генеалогического обрамления.
Можно предположить, что у самой жизни еще есть ответ для крайних случаев, есть резервы. Мы находим ее в пустынях, в кипящих источниках, по краям ледников. Уничтожение органических форм жизни не может быть концом всего. Вселенная продолжит жить.
Связь жизни с геологической колыбелью, чувство Земли
На известковых почвах развивается иная жизнь, нежели на первичных породах. Там другие леса, другая вода, другие ветры. Общеизвестно, что вино и культ взаимосвязаны, но есть и другие связи, о которых так часто не вспоминают. И не нужно. Чувство Земли как здоровье: находится в лучшем состоянии, когда о нем не говорят.
Так было до недавнего времени. Теперь же появилось своего рода сознание, особое беспокойство, связанное с геологическими явлениями. Даже в этом отношении человек теряет ощущение защищенности. Кажется, будто он перестал доверять своей старой матери.