Перед стеной времени

Объясняя такую перемену развитием измерительной техники, мы перевернули бы ситуацию с ног на голову. Появление усовершенствованных измерительных приборов является не причиной, а следствием возникшего беспокойства, попыткой придать ему упорядоченную форму. Оно уже давно наблюдается у натур тонко организованных, мантически одаренных, чутких к духу Земли. Можно сказать, что Ницше вел сейсмографическое существование в отношении почв, которых избегал или, наоборот, искал. Также нельзя не упомянуть Гёте: из воспоминаний Эккермана нам известно, что 13 ноября 1823 года он провидел землетрясение в Мессине. В 1902 году, когда вулкан Монтань-Пеле в считаные секунды убил горящим газом двадцать тысяч человек, Леон Блуа усмотрел в этом указующий перст, первое зримое звено цепи трагических событий. Его манера формулирования подобных наблюдений в высшей степени парадоксальна и desobligeante[81], что озадачивает и отталкивает читателя. Такое чтение требует особой благорасположенности.

Геологическое беспокойство само по себе значит больше, чем те объективные явления, с которыми оно связано. Оно им предшествует. Здесь мы видим ту же ситуацию, что и с археологическими находками, которые неслучайны: прежде чем осуществиться, они переживаются на другом уровне. И при раскопках, и в отношении геологического беспокойства аппаратура выполняет лишь функцию щупальцев. Гёте отмечал, что «микроскопы и телескопы, по сути, смущают чистый человеческий разум»[82]. Между тем, именно чистота разума играет решающую роль.

108

Геологическое беспокойство (geologische Beunruhigung) не должно непременно вести к каким-то неприятным фактам, хотя такая тенденция существует. Возьмем пример из сферы измеримого, например, лед. Есть две теории. По одной из них, массы воды, сохраняющейся на планете в твердом агрегатном состоянии, почти константны, по другой – они меняются. Изменения могут протекать, опять же, в двух направлениях: грубо говоря, оледенение либо нарастает, либо убывает. Если верить ученым, которые занимаются измерением глетчеров, вечной мерзлоты и глубин морей (а сомневаться в полученных ими данных нет никаких оснований), то наблюдаются признаки таяния.

Можно ли в этой связи ожидать улучшения климата и роста плодородия, например, за счет увеличения площади пахотных земель? Подобные предположения, безусловно, допустимы и даже доказуемы. Уже возобновилось заселение Гренландии, где в Средневековье существовало множество процветающих церковных округов, которые опустели вследствие перемены климата.

Распространение растительной жизни радует, тем более что, проявляясь наиболее очевидно на границах полярных зон, оно охватывает и многие другие территории. Однако можно предположить, что рост в этой сфере будет сопровождаться убылью в какой-то другой – более отдаленной и не столь доступной для учета. Расширение сельского хозяйства и горной промышленности может быть уравновешено сокращением уловов рыбы. Треска, занимающая важное место в нашем питании, чувствительна к малейшим колебаниям температур.

Если таяние ледников продолжится, нас ожидают наводнения, или же нам придется строить невероятно мощные дамбы. Площади приобретенной и потерянной земли, вероятно, сравняются. Да и вообще мы мыслили бы слишком узко, если бы воспринимали лед наших глетчеров и полярных шапок как мертвую массу. Это сокровище, свидетельство бережливости космоса.

109

Мы находимся в гипотетической плоскости. Приведенный пример был всего лишь вкладом в критику геологической тревожности. Сделаем еще один шаг и представим себе, что ученые зафиксировали противоположную тенденцию – к оледенению.

На первый взгляд, перспектива нового ледникового периода безрадостна. Но, может быть, и в ней были бы заключены непредвиденные благоприятные возможности? В самом деле, антропологи считают, что если бы не великая зима, мы не стали бы тем, кто мы есть, поскольку именно ледниковый период сыграл решающую роль в процессе, называемом гоминизацией. Если оценивать эту эпоху прогрессивно, динамически, то оказывается, что ее наступление было для нас удачей.

Тогда, естественно, возникает вопрос, что же такое удача? Сдвиг богатства флоры в сторону экватора может быть истолкован как проявление великой перемены, которую мы позволим себе назвать смещением счастья (Gluckverschiebung). Зародившийся много веков назад, этот процесс конверсии продолжается по сей день. Скорее всего, это можно прочесть и по черепам, но мы ищем чего-то другого в той мозаике, которую собираем из осколков, и наш взгляд нам послушен.