Желательно, чтобы этот процесс со своей историей, предысторией и статистическим развитием был документирован с максимальной точностью, пока еще есть такая возможность. Если учесть, что, к примеру, о битве на Марне написана целая библиотека, то нельзя не признать недостаточности внимания, уделяемого операции, которая, чем бы она ни окончилась, победой или поражением, предвещает перемену в судьбе не отдельных наций, но человеческого рода как такового.
Эта недостаточность внимания неслучайна, как и сам тот факт, что новый способ размножения стал возможен именно сейчас. И то, и другое – признаки мирового поворота, вхождения в новый дом.
Следовательно, как бы ни развивалась дискуссия, в принятии этого научного достижения не может быть сомнений. Оно уже принято. Законы способны лишь перегородить поток или прокопать для него русло. Что они могут значить там, куда уже легла тень новой сущности?
Ответ явствует из беспомощности юристов. Ни гражданские, ни уголовные кодексы, естественно, не могли предвидеть той угрозы, которой сейчас приходится противостоять. Речь идет не просто о перемене внутри правового пространства, то есть, например, о новом гражданском статусе. Происходит биологический процесс, последствия которого могут зайти сколь угодно далеко.
В этой связи уже в рамках правового поля возникают совершенно новые вопросы. Взять хотя бы регистрацию и ведение личных дел органами записи актов гражданского состояния: это проблема, которую, вероятно, еще несколько десятилетий можно будет затушевывать и преуменьшать, тем не менее однажды она обнаружит всю свою серьезность, выходящую далеко за рамки различий между рождением в браке и вне брака или между расами, хотя и это уже достаточно трагично.
Всем требованиям, предъявляемым к отцу, предшествует требование отца, то есть право его иметь. Оно не просто законно, оно естественно. Эту мысль очень хорошо выразили стоики, сказав, что природа обязана дать нам отца, а хорош он или плох – это уже выходит за пределы ее обязанностей и наших прав.
В случае искусственного оплодотворения речь идет не о хорошем или плохом отце, законном или незаконном, но об отцовстве и зачатии вообще. Суть этой практики не исчерпывается никакими нравственными или юридическими соображениями. Она предлагает нам не новую моральную или правовую категорию, а новую категорию людей, новое состояние, развитие которого проблематично, однако проблема не ограничивается его рамками. Это новшество – очевидный признак того, что человек как таковой вступает в новую фазу, вследствие чего изменится не только его юридический статус, но и его природа. Даже право иметь отца перестанет быть естественным и само собой разумеющимся. Оно будет отнято – в соответствии ли с планом и в силу свободы воли или же вследствие принуждения со стороны закона.
Развитие наших эфемерных дискуссий наглядно показывает, что без принуждающего воздействия не обходится. Аргументы бродят по кругу, а эксперимент пересекает этот круг и внедряется в практику. Что она даст и чего от нее хотят, мы поймем лишь через несколько поколений. Пока же можно сказать лишь одно: она находится на промежуточном поле, у стены времени, причем в ее движении много неконтролируемого и неопределяемого. Она как айсберг, подводная часть которого значительно перевешивает видимую.
В наши задачи не входит обсуждение этой видимой части с моральной, юридической или социологической точки зрения. Последствия внушают тревогу, с какой стороны ни посмотри.
Очевидна заинтересованность в том, чтобы скрыть от тех, кого это касается, то есть в первую очередь от детей, специфику их происхождения. Эта тенденция понятна, хотя и нарушает одно из основных человеческих прав. Каждый хочет знать, откуда он происходит. Это желание принадлежит к числу первых и самых пылких. На такой вопрос нельзя не ответить, нельзя дать ложный ответ. Кроме самого человека, знать правду захотят и те, кто его окружает, его ближние – особенно когда дело касается создания семьи. Кроме того, должны вестись регистрационные записи: даже если не принимать во внимание других аспектов, это необходимо хотя бы для научного контроля над экспериментом.
Таким образом в популяцию входит неизвестное как биологическая величина. Возникает новое состояние. Поначалу оно представляет собой редкость, потом, вероятно, ему будут содействовать во имя человечности и во имя ее же противодействовать. Наконец оно поставит человечность под вопрос, изменит ее.
Это развитие соответствует генеральной линии, которой следует также и государство, чья позиция постепенно перейдет от допущения к поощрению, затем к легализации и в итоге к монополизации. Поэтому в отношении многих государственных проблем – проблем, связанных с контролем населения и рождаемости, формированием типов и мнений, руководством и следованием, унификацией и коллективизацией, – открывается перспектива невероятного упрощения.