Наверное, человек должен был быть удовлетворен такой насыщенной общетвенной деятельностью, какая открылась Лукницкому в Союзе поэтов. Все, что впереди в моей? жизни, будет только развитием этого процесса. То, что совершилось внутри меня, неминуемо будет облекаться и во внешние формы"?. Это была чистая правда. Лукницкий был искренним и честным. Тем паче эту его правду надо объяснить, потому что жизнь оказалась гораздо сложнее, чем ему представлялось тогда. И его внутреннее "я" оказывалось несбалансированным. Забегая несколько вперед, привожу записи, сделанные три года спустя и позже...
ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО
1.12.1932
Случайно попалась в руки тетрадь 1929 года. Перелистал. И поморщился, потому что прочитал ее с враждебным чувством к автору ее, ибо тот, кто делал записи в ней в 1929 году, - чужой, чуждый мне человек. Нехорошо отрекаться от самого себя, но, видимо, я действительно здорово переменился, если некоторые настроения мои периода 1929 года, о которых я сужу по отдельным страницам, сейчас вызывают во мне брезгливость. Как много еще там во мне слизнячества, нытья. Хорошо только, что я резко боролся с самим собой тогда, и жаль, что борьба эта началась, как я помню, в 1927 году, а не раньше.
Запись 1930 года уже мне нравится. С тех пор все сказанное в ней подтвердилось и укрепилось во мне. Три путешествия по Памиру, громадные энергия и воля, которые мне удалось воспитать в себе, очень расширившийся с тех пор горизонт сделали меня человеком полезным и нужным своей стране.
15.12.1932
15 октября арестован, и сегодня - два месяца, как ДПЗ содержится мой брат Кира. Я не знаю, что именно ему инкриминируется, и очень печалюсь. Человек, который по глубокому идейному убеждению в 1923 году вступил в комсомол, который все свои силы вложил в громадную любовь и преданность социалистической революции, который всегда был для меня образцом воли, честности и идейности, - сейчас арестован. Это не укладывается в мое сознание. Это нелепо. И хотя я глубочайшим образом убежден, что история эта основана на каком-то диком недоразумении и Киру по окончании следствия освободят совершенно реабилитированным, - меня удручает самый факт возможности такого недоразумения. Он может тяжело отразиться на нем, на всех моих домашних он действует очень плохо.
Папу арест Киры выбивает из работы, мама совершенно больна, и нервы у всех напряжены до крайности.
23 мая 1933 года Кирилл Николаевич Лукницкий был освобожден из тюрьмы и сослан в Ташкент на три года.
До ареста в 1930 году в издательстве "Прибой" вышла книга К.Н. Лукницкого "Экономический кризис СШСА " (Соединенные Штаты Северной Америки). Младший брат Павла Николаевича был экономистом по образованию. Специализировался по каучуку. Он был одарен, трудолюбив и в будущем несомненно вырос бы в крупнейшего ученого. Но будущего у него не было.
В 1934 году, во время ссылки, в Ташкенте в САОГИЗе вышла его вторая документальная книга под названием "Дикий каучук", с подзаголовком "Колониальная повесть", которую он заканчивает фразой: "Человек рубит цепкие лозы джунглей капитализма, опутавшие мир" - и строчкой из песни Уолта Уитмена: "Человечество стало - единое тело, сплотилось в единый народ, тираны дрожат, их короны, как призраки, тают..." Эту книгу он надписал Павлу Николаевичу 28 апреля 1935 года, когда приехал в Ленинград: "Талантливому и удачливому в жизни брату автор дарит свое недозрелое, но исполненное благих намерений и некоторых надежд произведение".
Но "благие намерения и некоторые надежды" Кириллу не помогли. Вскоре в Ленинграде он был вновь арестован, и уже до конца... до посмертной реабилитации.
Сведения о брате Лукницкого, так же как сведения о родителях в начале книги, я ввела для того, чтобы читатель мог лучше понять мысли и поступки моего героя. Но как выбрать самое необходимое из нескольких тысяч страниц дневника?
Ко времени выхода заметки в "Красной газете" Павел Лукницкий был "ветераном" Союза поэтов и его активистом. Он - секретарь Л/о Союза поэтов и член правления; член ударных бригад ФОСПа1 и коопбюро ФОСПа; постоянный участник выступлений писателей в фабрично-заводских и красноармейских аудиториях, в клубах и библиотеках; один из организаторов подготовки и проведения различных встреч.
Стремление Лукницкого осмыслить идеи революции, колебания творческой интеллигенции, ощущение себя самого будто бы избавившегося от тех же самых колебаний - все это было естественным для него, честного труженика в новом обществе. Человеческая природа так устроена: "меня обманывать нетрудно, я сам обманываться рад". Человек стремился верить. Человек верил. Точкой отсчета был всего один путь, обязательный, непреложный. Человек искренне старался найти ему обоснование. А у Лукницкого вдобавок было еще и ощущение если не "вины", то "клейма", потому что он родился не в "той семье". И ползла, наверное, змейка страха в подсознании, и парализовывала любое его рассуждение.