Перед зеркалом. Двойной портрет. Наука расставаний

Комната была, без сомнения, лучшая в квартире. Два окна выходили в переулок. Дом был старый, и потолок с висящей на цепях старинной лампой показался неприлично высоким.

– Ого! – сказал Незлобин, подумав, что его приятельница своего не упустит, и догадываясь, с какой целью она сделала невозможное возможным, прибрав эту квартиру, в которой даже кастрюли были затянуты паутиной, и заставив Эвридику помыться.

– Да-с! Это вам не бочка Диогена, – с гордостью сказала Нина Викторовна. – Два кресла пришлось перебить, а стулья я взяла взаймы на вечные времена из редакционного склада. А теперь пойдемте к вам.

В комнате Незлобина стоял подержанный, но вполне приличный стол, покрытый толстым листом зеленого картона, на стене висела полочка, на полочке аккуратно составлены его книги. По-видимому, мебель тоже была взята взаймы на вечные времена из редакционного склада. Незлобин знал, что этим складом заведовал злобный бульдог на двух ногах, и подивился, каким образом Нине Викторовне удалось его обработать.

– Ну как?

– Поцеловать?

– Ну нет! Опасно. Я ведь «светиль».

– Что такое «светиль»?

– А это одна знакомая так называла фитиль.

Главный редактор, почесывая затылок, сидел за своим огромным столом и слушал – или не слушал – Незлобина, который рассказывал ему о штурме Муста-Тунтури. Почесывался он всегда, ожидая неприятностей или предвидя трудный разговор.

– Да, это прекрасно. Вы привезли что-нибудь?

– Я двое суток не спал и телеграмму получил, когда только что взялся за работу.

– Телеграмму получил, когда только что взялся за работу, – задумчиво повторил редактор.

– Завтра принесу.

– А может, и послезавтра. Вам за молодыми не угнаться. Корреспонденция с Муста-Тунтури появилась у нас вчера. Вы романист. И пишете о любви.

Незлобин засмеялся:

– Так зачем вы меня вызвали? Да еще немедленно?

– Я вас вызвал немедленно, потому что вы мне немедленно нужны. У меня отобрали Л. Ему пятьдесят лет, а ему дали капитана и послали на фронт.

В редакции были два постоянных сотрудника, редко показывавшихся из своих обжитых кабинетов, но выступавших почти в каждом номере и редактировавших других журналистов, у которых не было своих кабинетов. Еще до войны они были широко известны. Недаром же главный редактор называл одного из них своей правой, а другого – левой рукой.

Среди писателей, превратившихся в военкоров, немногие носили звание подполковника и почти никто – полковника. Отправлять пятидесятилетнего известного писателя на фронт в звании капитана было оскорбительно не только для «правой руки» главного редактора (который в сравнении с этим военкором писал не правой рукой, а левой ногой), но и для всего коллектива, недавно награжденного орденом Красного Знамени.

– За что?

– Дал маху. Спутал одного генерал-полковника с другим, и оба пожаловались в ПУР. Нагорело.

– Кому?

– Прежде всего мне, – скорбно сказал главный редактор. – Но за меня заступились.

Незлобин знал, что главный редактор учился в академии на одном курсе с начальником ПУРа.

– На фронт – пожалуйста! Но не капитаном. У него вообще дальнозоркость, плюс шесть. Он каждую минуту очки теряет. Докладываю. Говорят: «Пускай теперь на фронте теряет. Найдут». Что я могу? У меня таких, как он, – раз и обчелся. Я назвал вас. Согласились.

– То есть как согласились? Вы хотите, чтобы я до конца войны сидел на одном месте, как пень?

– Почему как пень? На повышение. Дадут подполковника.

– Не хочу. Хоть полковника.

Редактор вздохнул:

– Приказ есть приказ.

Помолчали.

– Ну подумаешь, вы не увидите конца войны. Или это вам нужно для конца романа?

Они помолчали. И вдруг счастливая мысль сделала счастливым все вокруг: маленького редактора с его грустной мордочкой за огромным столом, самокрутку, которую он налаживал слегка дрожащими пальцами, солнечный луч, который вдруг вспыхнул на зеленом абажуре настольной лампы.

– Я согласен, – сказал Незлобин. – Но с одним условием.

– Именно?

– Редакция выпишет в Москву из Перми мою мать.

Редактор бережно заклеил самокрутку.

– Попробуем, – сделав вкусную мордочку и с наслаждением закурив, сказал редактор. – У капитана Л. лежат для вас в кабинете две статьи. Отредактируйте. Может быть, одна пойдет.

Зазвонил телефон. Редактор снял трубку. Незлобин вышел.

ПЕРВОЕ ЧТЕНИЕ