Переделка в Переделкино

Мама купила сахарскую розу у закутанного в черный бурнус араба. Он сидел на земле перед разложенным товаром и, казалось, был абсолютно безразличен ко всему происходящему вокруг него. Он не пошевелился ни разу, пока мы перебирали каменные цветы, никак не отреагировал на вопрос о цене и посмотрел на отца только тогда, когда тот протянул ему деньги. Я видела только его глаза, половину лица скрывала черная повязка, бедуин поднял сухую темную кисть и взял у отца несколько купюр, столько, сколько посчитал нужным.

Когда мы возвращались, наш француз уснул за рулем и машину понесло прямехонько на минное поле…

– Ма-ма-а! – закричала я, когда машину ощутимо тряхнуло. Нас на полной скорости бросило на придорожные камни, потом машину накренило, и она, перевалившись боком через большой валун, встала, наконец, на колеса.

Двери заклинило, но отцу удалось выбраться в окно, потом он вытащил по очереди нас. Француз настолько растерялся, что мог только бессвязно бормотать. А мне все казалось, что он никак не может проснуться.

Домой нас привезли поздно ночью. Меня и маму втиснули на заднее сиденье полицейского автомобиля, там уже сидели две девушки. Они не были похожи на других известных мне алжирских женщин, их наряд состоял из слишком коротких юбок и декольтированных кофточек. Большую часть пути мама молчала, полицейские тоже молчали. Заговорила мама только после того, как женщин высадили, точнее, передали другим полицейским, я поняла, что они арестованы, на их запястьях позвякивали наручники.

Ехать стало посвободнее. И мама разговорилась. Она всегда с удовольствием общалась с арабами. Ей доставляло удовольствие удивлять мужчин своим инженерным образованием, своей манерой общаться с ними немного свысока. Полицейские тоже попа ли под ее обаяние.

– Гурия, – негромко сказал тот, что за рулем, другому.

– Гурия, – согласился напарник.

Отец с французом вернулись позже нас, и я слышала, как мама плакала и жаловалась отцу на то, что пришлось ехать на одном сиденье с двумя алжирскими проститутками, да к тому же еще и арестованными…

– Напиши об этом, – посоветовала сказочница.

– Напишу, – кивнула я.

– Как думаешь, для чего нас хранит судьба?

– Может, для того, чтобы мы успели сделать что-то важное, – предположила я.

– Возможно, – согласилась сказочница.

Нас прервал телефонный звонок.

– Ир, нас не пускают в корпус, можешь спуститься и открыть? – замерзшие друзья вернулись с кладбища.

Привратник спал.

Мы впустили молодых литераторов через окно в туалете.

Могилу Пастернака в ту ночь так никто и не нашел.