Передний край (ЛП)

  — За Брауни, — сказал Эд Сильвер.

  "Бог благословил."

  Они выпили немного, а потом выпили еще немного. Был момент, когда редкие седые волосы Эда Сильвера и покрытая шрамами кожа головы вырисовывались на фоне темно-оранжевого света. Резник посмотрел на костяшки пальцев Сильвера, потрескавшиеся и опухшие, и задумался, когда в последний раз эти руки держали саксофон; он хотел спросить его, думает ли он, что сможет когда-нибудь снова играть. Конечно, он этого не сделал. Они выпили еще немного. Диззи выскользнул из полумрака и лег поперек коленей Сильвера, время от времени обнюхивая то, что было толстым слоем на его куртке.

  — Они все мертвы, Чарли.

  "ВОЗ?"

  «Клиффорд, Сэнди, Пит, Лоуренс, Вернон, Маршалл, Том. Все чертовы Брауны. Ушел."

  Приглушенный, но бойкий Клиффорд Браун играл «Неповторяемую тему».

  Должны же быть места получше, чтобы провести вечер, думал Миллингтон, чем стоянка рядом с Бертон-он-Трент. Тяжелые грузовики мчатся по пересеченной местности между Дерби и Вест Бромвичем, а мальчишки в тюнингованных «Фиестах» едут так, словно едут по гоночной трассе в Доннингтоне. Тремя днями ранее сюда заехал грузовик, нагруженный коробками «Эмбасби», пачками по двадцать штук, чтобы водитель мог отдохнуть. Он надеялся на чашку чая, что-нибудь горячее поесть, но хозяин киоска рано закрылся и ушел домой. Водитель стоял на краю поля, чтобы отлить, и кто-то ударил его сзади гаечным ключом и отобрал ключи. Когда он пришел в себя, к удивлению, к удивлению, грузовика уже не было.

  Его нашли рано утром следующего дня, заброшенным и пустым, недалеко от автомагистрали. Полиция также обнаружила, что у водителя было два предыдущих судимости за кражу и один, когда он был подростком, за ТДА. Это не означало, что он ударил себя по голове, и не договорился заранее, что это должен сделать кто-то другой, но это означало, что офицеры пристально следили за тем, с кем он связывался, и высматривали контрольные признаки неожиданного богатства, чего угодно. от шикарного нового пятидесятиодносантиметрового телевизора с плоским экраном и стереодекодером Nicam до отпуска на двоих на Тенерифе.

  Любой из них Миллингтон был бы рад получить. Он перестал пытаться выяснить, что именно задумала пара в машине позади, осторожно используя зеркало заднего вида, и вышел, чтобы размять ноги. Чайный киоск на самом деле был старым трейлером, теперь лишенным колес и полностью выкрашенным в причудливую клетчатую клетку. Его владельцем был житель Глазго с одним стеклянным глазом и пятидюймовым шрамом на щеке, вдоль которого отчетливо виднелись следы от швов. Миллингтон прикинул, что его зашили на столе в задней гостиной домашней иголкой с ниткой и бутылкой гленливета для анестезии.

  — Чай?

  Миллингтон порылся в кармане брюк в поисках денег.

  «Как насчет стейка и пирога с почками? Держитесь подальше от холода. Если тебе не хочется его есть, ты всегда можешь положить его себе под ноги, как одну из тех старых каменных работяг, которые были у твоей бабушки.

  — Это лучшее, что ты можешь предложить? — спросил Миллингтон.

  — У меня где-то здесь есть хот-дог или два, — сказал мужчина, снимая крышку с металлической сковороды и смахивая ее щипцами. — Может, бургер?

  "Да."

  — Бургер?

  "Да."

  — Ты уверен?

  — Отличный продавец, не так ли?

  «С луком или без?»

  — Лук, — сказал Миллингтон. "С участием."

  Он насыпал в чай ​​сахар и размешал его ложкой, прикрепленной к прилавку на длинной цепочке. Три мотоцикла сбавили обороты и свернули с дороги, остановившись между трейлером и машиной Миллингтона. Один из всадников был худым и высоким, когда снял шлем, полностью лысый под шлемом; его спутники были полноваты и коренасты, у одного из них живот нависал над поясом с заклепками, как беременная женщина, вот-вот наступившая. Все трое носили ботинки и кожу и были достаточно взрослыми, чтобы видеть « Беспечного ездока » и «Дикаря» , когда они были впервые выпущены. Ездившим с ними девушкам было не больше семнадцати, бледные, миловидные лица, острые черты лица стали еще острее за долгие часы, когда они смотрели на ветер.

  Они игнорировали Миллингтона и шутили с шотландцем за прилавком, старые друзья. Миллингтон взял свой бургер, добавил немного разбавленного водой кетчупа и пошел обратно к своей машине, чтобы съесть его. Пара, припарковавшаяся позади него, сменила переднее сиденье на заднее. Бургер был серый и жирный, изрытый белыми хрящами; два укуса, и Миллингтон швырнул его в окружающую темноту. Он подумал о своей жене, сидящей на диване, согнув ноги под юбкой, и посмеиваясь над Мэри Уэсли. «Я не понимаю, как она может даже думать о сексе в ее возрасте, — сказала она, — не говоря уже о том, чтобы писать об этом». Миллингтон уклончиво хмыкнул и подождал, пока она сменит тему: он знал, что думать об этом никогда не было проблемой.

  — Дебби?

  Кевин Нейлор лежал лицом к спине жены, в первый раз рано ночью, они оба надеялись, вопреки надежде, что ребенок проспит всю ночь.

  — Деб?

  Он коснулся ее затылка над воротником ночной рубашки и почувствовал, как она вздрогнула.

  «Дебби».

  "Что?"

  «Мы не можем продолжать в том же духе».