Передний край (ЛП)

  Закрыв глаза, откинув голову назад, он мог видеть свою комнату так ясно, как если бы его глаза были все еще открыты. Три из четырех стен были выкрашены в черный матовый цвет, четвертая, та, что с окном, — в темно-фиолетовый; потолок был темно-синим, цветом ночи; когда все огни были погашены, он мог лечь на спину и смотреть вверх на застрявшие там скопления звезд и планет, переливающиеся и сверкающие. Шкаф и сундук он разрисовал диагональными бело-черными полосами; на черной металлической тележке находились его стереомагнитофон, дека для звукозаписи, усилитель и тюнер. Покрывало, накинутое на кровать, было блестящим черным, из искусственного шелка. Он купил ее на рынке на деньги, которые дал ему отец в тот день, когда его приняли в Городской колледж. Он ничего не дал ему в тот день, когда ушел. Даже не хороший крик. Когда это случилось, его отец думал о другом.

  На стенах не было ни картин, ни плакатов. Только белыми буквами он вырезал себе высоко над кроватью имя: Кэлвин Риджмаунт.

  Лента подошла к концу и выключилась. Кэлвин высунул последнюю четверть дюйма в жестянку из-под табака и сунул ее под кровать. В любую минуту его отец звонил вниз и спрашивал, не хочет ли он чего-нибудь поесть. Он соскользнул с кровати и поправил одеяло; Чего нельзя было сказать о его комнате, нельзя было сказать, что она не была опрятной.

  Одно из отличий, которое Кальвин заметил в своем отце с тех пор, как это случилось, заключалось в том, что его отец увлёкся готовкой. Все то время, пока они были вместе, семьей, единственный раз, когда он хоть раз заходил на кухню, это чтобы принести из холодильника холодную банку «Ред страйп». Он даже не выносил тарелки после еды, с тех пор как Кэлвин был достаточно большим, чтобы делать эту работу за него, Кэлвина или Марджори. Марджори была сестрой Кальвина, на четыре года младше его. Казалось, прошло много времени, прежде чем она смогла справиться с чем-то большим, кроме стаканов с водой, а Кальвину пришлось допивать остальное самостоятельно.

  Теперь два раза в день, три раза в воскресенье отец приносил к столу нормальную еду. Ничего необычного, экспериментального, но ничего такого готового к употреблению, охлажденного, из пакета, из коробки, из консервной банки. Сегодня, судя по запаху, это был лук, поджаренный почти до хрустящей корочки, пока сладость не появилась и почти не исчезла; сосиски тоже жирные, с травами в крапинку, Линкольншир. Хотя у Кэлвина был друг, который работал по ночам на фабрике в городе, он клялся, что они были сделаны прямо там.

  "Голодный?" — спросил его отец.

  "Не очень."

  Его отец положил ложкой нут на край тарелки, две сосиски, затем на мгновение задумался, прежде чем добавить третью.

  "Папа."

  "Да?"

  — Я же сказал, что не голоден.

  — Обычно это тебя не останавливает, — сказал отец, хотя домашняя кулинария почти не проявлялась, а Кэлвин в футболке и джинсах все еще был тощим, как вяленый бекон.

  Отец поднял сковороду над тарелкой и высыпал половину луковиц, встряхнув сковороду. Наконец, густой томатный соус перегоняется из нескольких фунтов спелых помидоров и патоки.

  — Вот, — сказал отец, передавая тарелку к стойке для завтрака, где они обычно сидели за едой. — Возможно, вам это понадобится. Он взял с полки маленькую бутылочку соуса табаско с прямыми стенками и поставил ее рядом с тарелкой Кэлвина. «Добавь немного остроты».

  Потом вернулся к служению себе.

  Отличный обеденный стол в гостиной, панорамное окно, выходящее прямо на парк, и в девяти случаях из десяти они ели на кухне. Шестнадцать лет они не могли затащить туда его отца, теперь вытаскивать его было делом рук самого дьявола.

  "Хорошо?" — спросил отец Кальвина.

  — Мм, — ответил Кэлвин с набитым сосисками ртом. «Эм».

  Его отец занялся кулинарией, но у него не было времени на рецепты. Чтобы заставить социальное обеспечение и его небольшую пенсию по инвалидности прокормить их двоих, потребовались особые предприимчивость и усилия. Он проводил до половины каждого дня, бродя по местным магазинам, садясь на автобус в город или в Арнольд, собирая вещи и ощупывая их, казалось, никогда не замечая, когда владельцы магазинов или прилавков говорили ему держать пальцы при себе. . Раз или два в неделю он вставал в пять и ездил на оптовый рынок в Снейнтоне, туда и обратно на своем старом велосипеде, крутя педали домой на малой передаче, буксируя за собой небольшой деревянный трейлер — немногим более овощной ящик на колесиках, набитый картошкой, капустой и всем, что было дешево и сезонно.

  «Ты знаешь, что все колледжи начали свою деятельность сейчас?»

  Кэлвин хмыкнул.

  — Я думал, ты снова собираешься записаться?

  "Я."

  "Когда?"

  «Когда я знаю, какой курс я хочу пройти».

  — А когда это будет?

  — Я все еще просматриваю буклеты, не так ли, проспекты?

  — Немного поздно, не так ли?

  «Требуется время, я не хочу совершить еще одну ошибку».

  — Это не опасно.

  Кэлвин отложил нож и вилку. "Что это должно означать?"

  «Никогда не записывайтесь, у вас нет шансов бросить учебу».