Передний край (ЛП)

  «Это то, что мы пытаемся выяснить. Надеюсь, к концу сегодняшнего дня у нас будут ответы. Тем временем мы продолжаем исследовать все возможные пути». Старший инспектор отступил назад, машинально застегнул спортивную куртку и снова расстегнул ее, садясь.

  Джек Скелтон встал и подошел к флип-чарту Эла, подвешенному к мольберту рядом со столом. — Это должен был быть чертов Роммель, — пробормотал Рег Коссолл.

  — Не на той стороне, Редж, — прошептал Пэдди Фицджеральд.

  — Ага, — фыркнул Коссал, — педику было бы все равно, с какой стороны, пока он всем заправлял.

  Бернард Солт неправильно рассчитал свой поворот, столкнулся с концом кровати и ударился ногой; он выругался себе под нос и бросил яростный взгляд на одну из медсестер, которая изо всех сил пыталась подавить смешок. Он знал о них тем утром, как они все смотрели на него, смотрели, когда думали, что он не замечает, некоторые открыто, любопытно, пренебрежительно. Солт задумался о том, что сделала Хелен. Прикололи объявление в столовой для персонала? Созвали встречу? Повсюду вокруг него он мог слышать испорченное изгибание языков. Письмо, которое Элен отправила его бывшей жене, было переполнено обвинениями и полуправдой. Копия, которая была доставлена ​​в больницу на руки, вместе с запиской: так приятно после стольких лет подтвердить мои худшие опасения. Я только надеюсь, что бедная женщина осознает, как ей повезло, что вы отпустили и ее.

  Теперь он смотрел на нее, Хелен, снующую по палате в униформе своей сестры, и было невероятно, что он когда-либо видел в ней что-нибудь. Недалекая женщина с выражением постоянного разочарования в глазах. Даже тогда, когда их роман был в самом разгаре. Выходные в Харрогейте и ночи в Почтовом Доме возле М1. Сопровождал Хелен на ужин, когда на ней было это ужасное красное бархатное платье, которое выглядело так, будто она сняла его с карниза и пропустила через машину. Теперь он презирал ее. Одного взгляда достаточно, чтобы его желудок перевернулся, вида ее толстых икр достаточно, чтобы его затошнило. Был способ утолить ее гнев, но он знал, что никогда не сможет его принять. Не сейчас.

  Он выбежал из палаты и вернулся в свой кабинет; проклятая секретарша была хуже всех, по тому взгляду, которым она на него посмотрела, любой мог подумать, что он изменял ей. Напечатанная записка, ожидающая его в центре его стола, корова с просьбой о переводе к другому консультанту, которая должна быть ускорена как можно скорее.

  Суки их много!

  А еще этот проклятый инспектор слонялся по коридору, как продавщица из TGWU. Человек в его положении должен хотя бы по утрам чистить башмаки, следить за тем, чтобы, если он собирается надеть белую рубашку, она была прилично выглажена.

  — Вся эта болтовня, которую ты хотел, — спросил Солт, проводя Резника в его кабинет, — привела тебя куда угодно?

  «Пока нет», — сказал Резник, избавляя консультанта от возможности заставить его стоять, садясь.

  — Какой-то чудак, — сказал Солт, устраиваясь за своим столом.

  "Возможно."

  «Проклятая уверенность. Сумасшедший с пчелой в шляпе. Скорее всего, его выставили на улицу вместо того, чтобы держать взаперти, в безопасности, где ему и место. Позвольте сказать вам, я думаю, что это правительство зашло слишком далеко, но политика здравоохранения, психиатрическая помощь в обществе… Экономия копеек за счет траты жизней».

  — Аманда Хусон, — сказал Резник.

  «Работал здесь, ODA».

  — Значит, вы знали ее?

  «Да, но плохо. Консультанты-анестезиологи, регистратор, вот кого вам следует спрашивать.

  «О, мы будем», — сказал Резник. "Мы."

  — Что ж, инспектор, конечно, я очень хочу помочь. Но это особенно напряженный день для меня…»

  Резник уже был на ногах. «Ничего необычного не вызывает отклика, ничего такого, что связывало бы Аманду Хусон с Догерти или Флетчером?»

  «Не то, чтобы я мог думать об этом. Она, конечно, могла иметь контакт с Догерти, занималась с пациентами из отделения, в котором он работал. Но только в естественном ходе вещей». Он показал раскрытыми ладонями, что время Резника истекло.

  «Если что-нибудь придет в голову…»

  "Конечно."

  Резник вышел, миновав секретаршу, клевавшую на клавиатуру, как сумасшедшая курица. Один из анестезиологов, который довольно часто работал с Амандой Хусон, с тех пор ушел на пенсию, но Резник разговаривал с двумя другими, и их ответы были в основном идентичными. Ни один из них не мог придумать ничего о работе Аманды в больнице, что могло бы каким-то образом привлечь к ней внимание; конечно, не было ничего в том, что она делала или в том, как она это делала, что вызвало бы такой яростный гнев и гнев.

  Догерти все еще был в постели, и количество трубок, входящих и выходящих из него, сократилось до двух. Он улыбнулся, когда Резник сел, затем поморщился.

  «Что вы можете сказать мне, — сказал Резник, — о неэффективности анестезии?»