Читаем Перегной полностью

Далее, по указу старика я устроил под потолком попарно четыре веревочных петли и вдел в них доски. Получились две подвесные полки на петельках. Назначение этих малопонятных полок терялось где-то в темных закоулках Григорьичевых извилин. Смысл работы тонул во тьме разума старика. Я понемногу начал задумываться о психическом здоровье своего спасителя. Но раздумывать было особо некогда. Старик, даже не удостоивши взглядом новодельные полки скомандовал топить баню.

- А пока баня топиться, слышь-ка, ты кедрачок-от сгубленный, напили, чего уж там, да дров с него наколи. Давай соколик, давай, трудись.

- Ты, Григорьич, никак в баню собрался?

- Ну.

- Ты бы это, не ходил, вон как тебя с утра прохватило. Как бы чего похуже не вышло.

- Но, поговори мне еще!

Делать нечего, пришлось исполнять. Правда с кедрачом у меня сегодня не получилось, потому что в бане было мало воды. Пока я возился с водой, с растопкой, с тем да этим - уже совсем стемнело. Пришлось топить березой.

С утра Григорьичу не полегчало. Баня ли стала тому виной, возраст ли, еще что, но старик не встал с постели. Подсипшим, ослабленным голосом он скомандовал мне от какого из притолоченных в углу сухих пучков что отщипнуть, заварить и подать ему питьё. Ну и калиновый настой, куда же без него.

И все же, несмотря на слабость, старикан не собирался отступать от своего безумного плана. Он погнал меня управляться с кедрами и, кроме этого велел топить в избе печь. Топить так, "чтоб жар звенел". Странные методы лечения, скажу я вам. Особенно, когда параллельно велено снова подтапливать баню.

Правда, ближе к вечеру все прояснилось, когда я усталый как каторжник под вечер ввалился в избу, я был немедленно прогнан Григорьичем прочь.

- Сколько ты сегодня кедров на дрова свел. - Деловито, явно прикидывая что-то в уме, осведомился дед.

Узнав что один, он разочарованно велел мне натаскать в избу побольше дров и выставил меня ночевать в баню. Причем верхнюю одежду велел оставить в избе.

- Совсем чеканулся - думал я сидя на полке и жуя хлеб с луковицей. Мысли о том, что дед явно не в уме кружились в моей голове, встраиваясь в безумную мозаику последних дней. Выдергивая фрагменты, пытаясь найти в них логику, склеивая куски, приставляя друг к другу осколки и так и эдак я пытался склеить чашку внезапно разбитого бытия. Ничего не получалось.

- Ну, допустим, в баню он меня отправил, чтобы я не простыл в избе, где сухой жар действительно "аж звенел". Все ж таки в бане жар был помягче, повлажнее. Но тогда зачем топить в избе? Или эти полочки под потолком, которые, как оказалось, нахрен никому не нужны. И зачем их вытесывать когда на кровле дохренища всяких разных плах и досок. Там еще одну избу можно соорудить поди, если пошукать. Ну уж амбарчик небольшой точно. Нет, надо идти было, выбирать березу, в снегу полдня барахтаться, не рубить ее, а обязательно пилить, тащить потом, ох ты... А царапать зачем? Ничего не понимаю. А что за баклажки искал старик на крыше?

Так, одолеваемый усталостью, в водовороте разлетающихся во все стороны, бесчисленных как звезды мыслей я погрузился в темноту сна. Одно ясно, дурканулся дед - мелькнула где-то по боку огнем сверхновой еще мыслишка и настал темный, непроницаемый космос.

Еще три дня, если учитывать колку дров и укладку поленницы, возился я с кедрами. Насколько легко рубились деревья, настолько тяжело уничтожались улики. Пилить стволы на чурки в одного, двуручной пилой было сущим мучением.

А ещё нужно было еще изладить козлы, так как козлы, имевшиеся на Григорьичевой делянке оказались совершенно нетранспортабельны. Я задумал вывезти их, было дело, на салазках, но продраться с хоть и с легкими, но расшеперенными в разные стороны козлами сквозь молодой, с подростом, ельник оказалось не по силам. Пришлось отвлечься и изготовить нехитрое приспособление уже возле дома, из подручного материала. И опять встал вопрос - зачем нужны подвешенные под потолком доски, когда досок вокруг избы полно. Логическим путем, а монотонный, не в надрыв, физический труд способствует развитию логического мышления и здравого смысла, я пришел к выводу, что это не полки вовсе, потому-что... Ну потому что потому. Очевидно же, что не полки. Поиски ответа на вопрос: "а что же это такое"? - наталкивали сначала на очевидный ответ - это блажь, придурь и умопомрачение. А этот ответ наводил на другой вопрос - что же мне с этаким счастьем, как Григорьичево помешательство делать? Очевидный ответ был самым простым - валить отсюда нахрен. Вон, я и валенки себе уже изготовил.

Между тем, последние полевые испытания валенок показали, что хотя это и вещь в самой превосходной степени нужная, полезная и хорошая, но на одних валенках далеко не уйдешь. Даже с топором, ножом, пилой и такой-то матерью. Попадешь в такой же ельничек, через какой я пытался притащить козлы и поминай как звали. Снегу по пояс. Торчит из него кустарник, да молоденькие елочки, будто нарождающиеся из морока кикиморы, топырят мохнатые лапки, то ли пугая, то ли заманивая в силки. Нет, без лыж зимой в лесу капец...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза