Перегной

Я кивнул, сглатывая обжигающий напиток. Протолкнул его в пищевод, задержал на время дыхание. В желудке разгорался огонь, от него теплело во всем теле, и мир стремительно раскрашивался теплыми, пастельными красками. Мне хотелось всех благодарить, сделать всем что-то приятное, одарить своих товарищей бесценными и несметными дарами. А особенно Щетину – внезапного своего благодетеля.

- А то оставайся. - Зажевав четвертью луковицы предложил Щетина.

- Оставайся конечно, чё ты. - Поддакнул Полоскай.

- Нет мужики – выдохнул я наконец душившую меня воздушную пробку. – Ну и ядреный самогон. - Спасибо вам за все, что для меня сделали, но я не останусь.

- А то бы остался, - как ни в чем не бывало, подавая мне наполненную кружку и кусок хлеба с салом, - подхватил Изынты. – Сейчас трохи снег ляжет, дела пойдут. Сейчас мы медь на себе, як те волы тягаем. То не дело. А по снегу встал на лыжи, как твой Девятьяров, впрягся парою в саночки, и потянул.

- Чего, какие лыжи?

Мир, несмотря на густеющее темнотой небо, расцветал все более и более ярко, а люди становились все роднее и родне.

- Та на лыжах, говорю, тягать удобнее. Больше меди привозить будем. Заживем як пановья.

- О! - Меня внезапно осенило. - Кстати о птичках, а хочешь, я вам с Полоскаем лыжи подарю?

- Та ну тебя, закусывай давай... Гляди какая закуска богатая...

- Широкие, охотничьи. Хорошие лыжи. Две пары. Их только просмолить нужно. У меня есть. Хочешь?

- Ну неси.

Я встал, пошатнувшись, и пошел было за лыжами, но Изынты усадил меня, одернув за штанину.

- Выпей сперва. О! Це гарный хлопец! Уважаю!

Ободрав в кустах руку, пару раз поскользнувшись, натыкаясь в густеющих сумерках на все углы я добрался до школы. Настроение мое, подогретое спиртным, было прекрасным, погода теплой, ближайшие перспективы заманчивыми. А что там будет дальше – так ли это важно для человека, которому нет и двадцати пяти, который здоров, силен, энергичен и кое-что уже повидал.

В таком благодушном состоянии я и ступил на крыльцо жилой половины школы. Лыжи я хранил у себя в каморке, в сараюшке опасался что детвора, случайно их стащит и поломает.

Я щелчком отправил в полет окурок и взялся за ручку двери. Что-то кольнуло на миг в груди, что-то нехорошее обрушилось и впиталось внутрь меня и сжавшись там, внутри, в комок, замерло затаив дыхание, как зверь перед прыжком. А в следующий миг я уже беззаботно вваливался внутрь помещения, сосвежу ощущая всю его теплоту.

В сенях было темно. Дверь в комнату Софьи была прикрыта, только по полу струилась тонкая полоска света. Я на ощупь нашаривал вход в свою каморку, возил рукой по стене и ни как не мог его найти. Вот ведь алкаш, на ровном месте заблудился. Была бы у тебя жена, давно бы уж запилила до смерти такого недотёпу. Но так, как жены у тебя, Маратик нету и не предвидится, приходится тебе пилить себя самому.

Я бы может и бросил все эти бесцельные блуждания впотьмах и вернулся бы, сойдя за пустозвона, к балку, но из комнаты Софьи до меня донеслись звуки. Я прислушался. Мне показалось или я действительно услышал какие-то вздохи? А теперь кто-то говорит, - приглушенно, негромко, но с настойчивостью. Я напряг слух. Вроде тихо. Потом опять – бу. Бу-бу-бу. И более тонкий голос – еет. Я ее-ет. И опять тишина. Я весь обратился в слух, замер. Но больше никаких звуков из-за двери не доносилось. А, ну её, наверное занимается дополнительно с отстающими учениками.

И только я расслабился, как за дверью опять послышалась возня, как будто кто-то пихался или боролся – тяжелое дыхание, сопение, сдавленные стоны. Потом опять послышались голоса. Теперь уже было ясно, что детей там нет. Там Софья и она с кем-то. Как не хотелось мне в этом признаваться, но факты были весомы и отрицать их было глупо. За дверью была Софья и она была с мужчиной.

Что ж, проворонил ты свое счастье, Маратик. Проворонил еще тогда, в Штырине. В тот самый момент, когда взыграла в тебе спесь и погнала тебя прочь, к новому в твоей судьбе повороту, ко второй, гораздо более нажористой порции злоключений.

Ну что ж, так всегда и бывает. Кому-то сливки погуще, а кому-то и вялый шиш - леденец. Неизвестный счастливчик тешится сейчас с неземной красоты и неимоверных душевных качеств дамой, а тебе и остается только, что работать на подхвате у Федоса быком-производителем. Бездушно осеменять неизвестных кобыл с целью получения приплода. Именно приплода, а не детей. А ты терпи. Терпи, скот!

Хотя, отчего же? Давненько я, пожалуй, не промышлял мордобоем. И хотя расположения Софьи я не верну, зато душеньку отведу. Да и интересно, в конце концов, просто по-скотски любопытно - кто же это такой счастливчик?! Пожалуй, гляну. А там – будь, что будет. Видно так повелось, что с каждой моей встречей с этой девушкой начинаются в моей жизни новые вехи, новые беды и новые дороги. Пусть будет так. И я распахнул дверь.