Перегон

Утром они оставили бабушке Кавихак продукты и дрова, и несмотря на плохую погоду торопливо двинулись в путь. «Надо однако торопиться, пока мороз не отпускает…» — приговаривал Валера. Старуха вышла их проводить, ветер безжалостно трепал её седых космы, она неподвижно стояла прижав к груди бубен и невозмутимо смотрела им в след. Вскоре и пурга ушла в сторону, но мороз всё ещё держался, ночью температура упала до минус сорока градусов. Бой шаманского бубна догнал их, когда юрта скрылась из виду.

О том, что это их последняя общая стоянка Валера объявил за ужином. Они сидели в своём тесном переносном чуме, который вот уже почти два месяца заменял им дом. Чукча называл его «мяпой мя». Дым из маленькой, но жаркой буржуйки сперва заполнил все пространство, а через несколько минут по наклонным стенкам поднялся вверх и серым облаком висел только вокруг отверстия в верхней части чума, на подобии пробки, закрывающей доступ в помещение морозному воздуху с улицы. Путники сушили одежду и ели суп из мороженной рыбы. Валера подкрутил фитиль в керосинке и в чуме стало чуть светлей. Затем он взял в руку карандаш и наклонился над разложенной на оленьей шкуре картой.

— Мы вот здесь, — он ткнул концом карандаша в угол, — это мыс Дежнёва, это Берингов пролив, а это Аляска… Америка, однако! — Валера печально улыбнулся, — завтра утром вы переберётесь на ту сторону…

— Разве ты не поедешь с нами? — удивилась Ольга, — ведь если тебя найдут…

— Валеру теперь никто никогда не найдёт! Валера теперь не верит людям с Большой Земли! Последними были Мамонт, Фадей, дядя Савелий и вы, — чукча с грустью посмотрел на Олю и Сашу, — Валера вернётся к бабушке Кавихак, будет ждать лета и красивощёкую Куйапа!

В чуме повисла тишина, в буржуйке тревожно трещали сучковатые берёзовые дрова, за меховыми стенами чума глухо свистел полярный ветер.

— Сколько здесь? — отставив в сторону суп, Саша провёл пальцами по шершавой бумаге.

— Восемьдесят шесть километров! Однако видишь вот здесь два острова? — Саша кивнул, — граница проходит между ними, а это примерно пол пути… Но километры не самое главное, мы в день и по четыреста делали… Самое главное чтобы не отпустил мороз! — Валера на миг задумался и добавил, — и не появились пограничники…

Саша и Оля молчали, изредка растерянно переглядываясь.

— Мне кажется однако сам Ид Ерв[14] на нашей стороне, — чукча прилёг на спину, подложил под голову согнутые в локтях руки и закрыл глаза, — В сильные морозы, как сейчас, море между Нихте или Нихта на неделю замерзает, Валера это и раньше знал, старики рассказывали. И бабушка Кавихак тоже говорила, что её муж в Америку песца возил, возвращался богатый и пьяный, а один раз не вернулся… — его голос стал постепенно затихать, — ехать надо быстро, останавливаться нельзя, лёд однако молодой. Олень подскажет, он знает…

Когда они проснулись, Валеры в чуме уже не было, он всегда вставал раньше всех, кормил оленей и собак, проверял упряжку. Ночные дрова почти сгорели, но в чуме всё ещё было тепло. Сквозь отверстие под конусным потолком, в помещение пробивался серый утренний свет. Саша открыл глаза и прислушался, ветер утих, с улицы не доносилось ни звука. Тогда он приподнялся на локте и увидел сидящую к нему спиной Ольгу. Меховая рубашка сползла оголив плечо, с тремя маленькими родинками. Пока Саша невольно любовался его совершенством, девушка неспеша расчёсывала свои отросшие до лопаток каштановые волосы. Затем она заплела их двумя чукотскими косичками и будто почувствовав на себе взгляд оглянулась.

— Доброе утро, любимый!

— Доброе, любимая… Как ты спала? Что тебе снилось?

— Мне снилось лето… — она ловко скользнула под одеяло и прижалась к Саше, — какой ты тёплый…

— Это потому, что мне тоже снилось лето…

Посреди огромной ледяной пустыни, на самом краю земли, два человека смотрели друг друга в глаза и нежно улыбались. В это же время температура над над проливом Витуса Беринга, очень не кстати поднялась на два градуса. Но молодой лёд не сдавался, он всё ещё крепко сковывал два клочка замороженной земли, один напоминающий клюв орла, мыс Семёна Дежнёва и второй, похожий на плавник акулы, мыс Принца Уэльского.

— Знаешь, — Ольга больше не улыбалась, её била мелкая, колючая дрожь, — ведь это может быть наш последний день.

— Пока мы вместе с нами ничего плохого не случится, вот увидишь…

— Саша, скажи, что ты меня любишь! Пускай это ничего не значат, просто скажи…

— Люблю… Саша запнулся, — люблю тебя с той самой минуты, когда первый раз увидел! — он прижался губами к мокрой от слёз ложбинке между ключицей и шеей, — люблю твои глаза и губы, твои пальцы и ладони! Люблю твои косички…

Девушка беззвучно плакала. Время замедлив ход, беспечно растягивало для них свои упрямые мгновения.

— Саша, расскажи мне как это произошло?

* * *