Перегон

— Эх, Глотыч, Глотыч! — Мишка расставил чашки, налил воды в чайник, водрузил его на электрическую плиту. — Чего ручки сложил, как сиротка пропащая? Маешься, что ль? Долбануть охота? — Глазки у Мишки были маленькие, черненькие, остренькие и совсем не увязывались с мягким и пористым, как губка, лицом.

— Да нет, — тихо ответил Глотов. — Я по делу.

Он страсть как не любил чего-то у кого-то просить, а сейчас и вовсе, когда увидал такое Мишкино богатство, заругал себя последними словами, что пришел.

— Ну ежели по делу, тады прощаю твою бесцеремонность, — с усмешливой серьезностью проговорил Мишка и пододвинул Глотову пачку «Космоса». Глотов поблагодарил кивком, но достал «Приму».

— Хорошо живешь, — сказал Глотов и стал сосредоточенно разминать сигарету. Он решил, что не будет ничего говорить Мишке про деньги, а придумает сейчас какую-нибудь чепуху, спросит его об этой чепухе и уйдет.

— А ты думал, — весело отозвался Мишка. — Мы не босяки какие вроде Сеньки-боксера или там Носатого, мы, понимаешь ли, интеллигентные люди. Наука великая вещь. Ежели мозги имеешь, прибыльная эта штука. Главное — научиться соображать, что к чему, и из самого простого научного закона можно пользу извлекать. — Мишка глубоко затянулся, откинулся на спинку стула и победно посмотрел на Глотова. — Скоро я, Глотыч, большим человеком буду, оденусь, как лорд, тачку куплю, и будем мы с Лизаветой шикарно подкатывать к роскошным ресторанам. Иностранцы, артисты, музыка гремит, Лизка в мехах, я в лакированных ботинках…

Глотов глядел на него во все глаза и ничего не мог сгонять.

— А для чего живем-то? — пьянея от собственного рассказа, продолжал Мишка. — Только для этого ведь и живем… — Тут он умолк разом, вытянув шею, повел носом, как натасканный охотничий пес, сдвинул брови, вскинулся и поскакал на цыпочках в коридор и скрылся в каком-то чуланчике, негромко хлопнув дверью. Глотов тоже принюхался и уловил кисло-сладкий запашок. И почудилось ему, что этот запашок он знает уже тысячу лет. Глотов почесал ухо и опять принюхался. Мишка вернулся, сел и облегченно вздохнул — пухлые розовые губы его произвели звук, похожий на «тпру-у-у».

— Ну что за дело там у тебя? — Машка потянулся к чайнику и снял его с плиты. — Давай шибче, а то спать охота.

А Глотов все размышлял. И наконец решился. Не жена эти деньги, выходит, зарабатывает, а он сам, и ничего страшного, если попрошу, вот если бы жена…

— Деньги нужны позарез. — Глотов почесал подбородок и потрогал шею, словно проверяя, отросла ли щетина за день.

— Деньги? — Мишка отставил чайник и удовлетворенно чему-то усмехнулся. — Очень нужны?

— Очень, очень нужны, хоть помирай! — И от стеснения Глотов наконец закурил.

— А то кранты? — Мишка что-то прикидывал, теребя щеку и глядя на Глотова.

— А то кранты, — обреченно кивнул Глотов.

— Должок, что ль? — не унимался Мишка.

Глотов понуро кивнул.

— Так, — протянул Мишка, потом повторил: — Так… Ну что ж. Сколько?

Глотов поднял глаза и с надеждой посмотрел на собеседника:

— Много… Ну сотни три-четыре…

Мишка присвистнул и покрутил головой, мол, даешь. Глотов развел руками.

— Я тебе дам денег, — после небольшой паузы сказал Мишка. — Только…

— Я скоро отдам, заработаю и отдам, ты не беспокойся, — заспешил Глотов. Потому что на душе у него враз полегчало, и ужасно ему не хотелось, чтобы Мишка все перерешил из-за недоверия, из-за сроков или еще чего там.

— Только, — продолжал Мишка, — ты мне поможешь.

— Хорошо, конечно, — закивал Глотов.

— Пойдем, — сказал Мишка и поднялся.

Они подошли к тому самому чуланчику. Щелкнула щеколда, и дверь распахнулась. Густо и душно пахнуло тем самым ароматом. И Глотов вспомнил, так пахнет брага. Мать его в Утинове изредка варила самогон к разным семейным праздникам. Мишка зажег свет, и Глотов ошарашенно растопырил глаза. Почти весь чуланчик был заставлен пол-литровыми бутылками с белой мутноватой жидкостью. А в углу на табуретке самодовольно поблескивала никелированная, любовно сработанная емкость литров на десять, и из краника, что был приварен у самого дна, тоненькой струйкой лился самогон в подставленное ведро.

— Высший класс, — Мишка повернулся к Глотову. — По последнему слову техники и науки, ни тебе змеевиков, ни жбанов, ни трубок и прочей чепухи. Комбайн. Производительность, как у лучших зарубежных фирм, только подкидывай сахарок, как дрова в печку. Прямо в институте сварганил.

Глотов прислонился к косяку двери и провел ладонью по лицу. Ему сделалось тошно. Больно заныло сердце, и стало трудно дышать. Сладкий терпковатый запах забивался в нос и горло.

А Мишка как ни в чем не бывало нагнулся и по-хозяйски чуть прикрутил кран и деловито поправил ведро. И Глотову вдруг неудержимо захотелось въехать Мишке по его толстому заду. Мишка выпрямился и сказал:

— У себя на заводе сагитируй ребят и продавайте, дело простое, особо не криминальное. Ежели застукают, штрафом отделаешься, и все. Понял? У меня рынка сбыта пока хорошего нет. Трудно довериться, честных людей мало. После указа все трусливые стали. Того и гляди продадут. А ты мужик добротный, да и деньги тебе нужны…