Перегон

Стеклянно звякнули двери, и Глотов вздрогнул. На пороге появилась Лида. Она чинно спустилась по ступенькам и неторопливо направилась к мужу. Лицо у Лиды было недовольное и усталое. Но, когда мимо прошли два стройных молодых врача, лицо у нее сделалось томным и рассеянным, и она вежливо поздоровалась с врачами и при этом с достоинством кивнула, как настоящая светская дама. Врачи хихикнули за ее спиной. Но она ничего не услышала. А Глотов увидел и услышал. И настроение у него еще больше испортилось, и он почувствовал глухое раздражение к своей жене. Когда она наконец подошла, хотел уже встретить ее громким, повелительным окриком — насчет денег. Но не нашел подходящих слов и как всегда в таких случаях, замялся и стал легонько мять ухо.

— Ну что? — почти не открывая рта, обронила Лида.

— Лид, я вчера того был, да? — Глотов с деланным весельем хлопнул себя пальцем по горлу.

— В первый раз, что ль? — Женщина отстраненно рассматривала что-то поверх глотовского плеча.

— Болтал чего-то там, да? — Глотов со смущением поскреб шею.

— О, господи! — Лида со вздохом закатила глаза ко лбу и вымученно произнесла: — Ну чего тебе надо?

Со скрипом распахнулось окно над входом в приемный покой, высунулась толстая женщина в мятой шапочке и крикнула:

— Лида, Лида, ты мне нужна!

Лицо у Лиды вмиг изменилось. Оно стало немного виноватым и просящим:

— Муж пришел, — чуть ли не пропела женщина. — В кои-то веки на работе навестил, — и теперь засветилось лицо ясной детской улыбкой.

Толстая тоже стала улыбаться, затем махнула рукой и проговорила добро:

— Ладно, воркуйте.

Глотов решился наконец:

— Мне нужны деньги, — деревянно сказал он, — которые я принес Все.

— Ты что, сдурел? — Лида брезгливо поморщилась и посмотрела на мужа с сожалением. — Я долг отдала, да вон еще Марте Степановне одолжила. И себе кой-чего оставила.

Глотов прикрыл веки, ожесточенно помассировал лоб.

— Мне нужны деньги, — упрямо проговорил он.

Лида всплеснула руками:

— То на, то давай. Ты что, чокнутый? Совсем от водки сдвинулся.

— Лида, — Глотов едва сдерживал вскипающий гнев, — ты же не знаешь, откуда эти деньги.

— И знать не хочу, — Лида уже нетерпеливо оглядывалась на отделение.

— А если, если, — Глотов нервно тер подбородок, — а если я их… украл.

— Да мне-то что, — отмахнулась Лида — Украл, так в тюрьму сядешь.

Она повернулась и пошла важно.

— Масла и хлеба купи, — бросила через плечо.

Глотов возвращался домой. Ярко и весело светило солнце, а Глотову оно казалось лживым и недобрым. Вот, мол, сейчас посвечу, посвечу, чтоб вы, дурачки, пообвыкли, размякли, а потом р-раз и кукиш вам с маслом — заледенею. И люди виделись тоже хитренькими, злобненькими, таящими какой-то подвох, только тронь их — и на тебе, пакость.

Он пошел налево. Через сотню шагов свернул к точно такому же дому, как и у него. Поднялся на лифте на двенадцатый этаж. Одна-единственная дверь из четырех не была обита дерматином с ватой. В эту дверь он и позвонил. Когда хотел было уже уйти, за дверью затопали по-слоновьи, и она отворилась. Душно пахнуло застойным табачным дымом и почему-то лекарствами. Из-за края двери показалось большое прямоугольное лицо.

— А, — сказало лицо. — Тебе чего?

— Ты дома? — вдруг растерялся Глотов.

— Да и ты не на работе, — спокойно ответили ему.

— Я во вторую смену, — словно оправдываясь, ответил Глотов.

— А у меня оэрзэ. Проходи.

Глотов перешагнул порог и протянул хозяину руку:

— Здорово, Сень.

— Привет, привет.

Сеня был чуть меньше ростом, но такой же кряжистый и здоровый, как и Глотов. Лицо у него было литое, словно чугунное. И совсем к месту был на этом лице нос, сплющенный и жестоко когда-то перебитый у основания. Глотов споткнулся в коридоре о валявшийся посередине гигантский ботинок и, чертыхнувшись, ввалился в комнату.

— Осторожней! — рявкнул Сеня и вошел следом.

В центре комнаты стоял стол, укрытый газетами, а на газетах пестрели бутылки с лекарствами и коробочки с таблетками. Сеня грузно забежал вперед и накрыл все это хозяйство другой газетой, которую взял с подоконника. Только сейчас Глотов увидел, что Сеня в трусах и в застиранной майке. И шея у него завязана теплым шарфом.

Глотов не удержался и хмыкнул. Сеня глянул на него свирепо и тотчас сконфузился, заметив мятую темную простыню на кушетке. Он торопливо покрыл ее клетчатым одеялом и шумно опустился на кушетку, она ухнула в ответ, но не обвалилась.

— Очень болею, — сказал в пространство Сеня. — Очень. Чуть не умер. На волоске был.

— А сейчас как? — вежливо спросил Глотов, сев на стул.

— Вырвался, — серьезно сказал Сеня. — Откачали.

— Неужто так тяжело? — искренне изумился Глотов.

— Ага, — сказал Сеня и вздохнул. — Я часто болею. У меня и плеврит, и люмбаго, и метеоризм, и еще разное там.

— А как же ты грузчиком работаешь, если ты такой больной? — с лицемерным участием поинтересовался Глотов.

— Скриплю, — не стал уточнять Сеня.

— А в зоне как же ты жил?