— Давай уедем, Лида, — грустно глядя перед собой, сказал Глотов. — Как у нас там хорошо. Степь, Волга, дом все-таки…
— Уедем?! — Женщина тотчас забыла о слезах «Все об одном и том же», — вскользь подумал Глотов.
— Я здоровье не пожалела, чтоб в Москву пробраться, я денег не пожалела, и мама столько трудов положила, чтоб в столице как люди жить. А ты уедем! — Она вновь показалась в комнате. Слезы еще не высохли, и лицо было похоже на мокрую недозрелую тыкву.
— Ты бы работал лучше, деньги зарабатывал, а не крокодилов строгал. Зажрался на наших харчах, иждивенец!
Глотов встал и набычился.
— Иждивенец! — отважно выкрикнула женщина и, упиваясь своей смелостью, подошла к столику, схватила не доделанную еще фигурку и хрястнула ее об степу.
Глотов закрыл лицо руками, прорычал что-то невнятное и стремительно выскочил из квартиры. У перекрестка у него почему-то стал сваливаться правый ботинок, и Глотов остановился. Ботинки были надеты на босу ногу и не зашнурованы. Короткие домашние брюки оголяли щиколотки, и со стороны он, наверное, был похож на босяка.
— Иждивенец, — с садистским удовлетворением процедил Глотов. — Как есть иждивенец…
Он ослабил ремень и приспустил брюки. Они прикрыли щиколотки, но теперь мятым мешком повисли между ног. Глотов мрачно усмехнулся и сплюнул. Черт с ними. Потом наклонился и завязал шнурки, намертво, на три узла. Сунул руки в карманы, ежась, и огляделся. Теперь куда? Вокруг все было одинаково, прямоугольно и бело. Рехнуться можно! И ни одного знакомого лица. В Утинове, бывало, выйдешь и через одного здороваешься. А здесь и потрепаться не с кем. Тоска! Вот только с лошадками и хорошо. И тотчас вспомнил, как ударяется о стенку хрупкое тельце, и даже звук характерный услышал. Рубанул воздух рукой и ходко зашагал к автобусной остановке. Поскорей отсюда, и из этого белого безмолвия!
Он не переставал удивляться, откуда ж столько народу в Москве. Рабочий день еще, а в метро не войдешь. И на улице не протолкнешься, лавируешь меж ошалевших граждан, как слаломист на трассе. Они тоже, что ль, иждивенцы? Выйдя на «Пушкинской», уныло побрел вниз по улице Горького. Ярость улеглась, и теперь ему было просто муторно. Увидев памятник Юрию Долгорукому, вспомнил, что здесь неподалеку имеется пивная в подвальчике. Хорошая пивная, не особо грязная, с креветками. Бывал он там как-то с заводскими, достойно пивка попили. Он пошарил по карманам, вытащил рубль, потом еще мелочь, копеек пятьдесят. На пару полных кружек с закуской хватит. Обычного хвоста у подвальчика не было. Глотов резво сбежал по ступенькам и, перешагнув порог, с удовольствием вдохнул терпкий пивной аромат, перемешанный с пряным запахом отварных креветок.
Первую кружку выпорожнил махом и через две-три минуты с радостью ощутил, как рассасывается тягучая маета под ложечкой и образуется в груди звонкая пустота. Он вздохнул и принялся за креветки. «Хорошо, что ушел, — подумал бегло и досадливо покривился, на мгновение увидев перед собой колкие глазки жены; — Чего ей не хватает?» Он огляделся. Длинный низкосводчатый зал был заполнен на две трети. Пьяных не было, никто не галдел, ровный глуховатый гул стоял в помещении.
— Можно?
Он обернулся. Низкорослый, узкоплечий, с обширными залысинами мужик пристроился с парой кружек напротив.
— А чего ж нельзя? — без особой радости ответил Глотов. — Пожалуйста.
— Жарко, — сказал мужик, сделав большой, в полкружки глоток.
— Не холодно, — нехотя согласился Глотов.
— Но горяченького не помешает, — продолжал мужик.
— Чего? — не понял Глотов.
— Выпить, говорю, не помешает. — Низенький пристально глянул на Глотова прозрачными серыми глазами.
— Да уж конечно, — состорожничал Глотов и отвел глаза.
— Не желаете? — не отставал мужик.
— Дык я… — Глотов неуверенно поскреб щеку, — пустой…
— Ерунда, — махнул мужик рукой. — Сегодня ты пустой, я богатый, завтра я пустой, ты богатый. Сочтемся когда-нибудь. Я сегодня в настроении. А принять не с кем. Ну?
Глотов закусил губу, решаясь, и наконец припечатал ладонь к мокрому столу.
— Давай!
Пили портвейн, который мужик достал из трухлявого, тертого портфельчика. Вино было пакостное, но в голову шибануло с первого стакана. Когда махнули по второму, у Глотова навернулись слезы на глаза, и он сказал:
— Ты очень хороший. Понимаешь, очень хороший. Я таких здесь не встречал. Вот у нас, в Утинове, таких хороших много, а здесь нет, понимаешь?
Мужик кивал и не спеша лущил креветки.
— Мне так тяжко было, — в такт мужику кивая головой, продолжал Глотов. — А ща полегчало. Потому что что человеку надо? Добро? Правильно?
— Правильно, — подтвердил мужик и, опасливо оглядевшись, налил Глотову еще стакан.
— А себе? — участливо спросил Глотов.
— Я уже, — доверчиво улыбаясь, ответил мужик.
— Да? — удивился Глотов. А я и не заметил. Твое здоровье.
— Из Утинова, значит? — Мужик внимательно приглядывался к Глотову. — А в Москве как?