— По лимиту. И жена и я. — Глотов расстегнул рубашку и с силой потер грудь. Он чувствовал прилив сил и вселенскую любовь. — Жена у меня есть, Лидочка, и детишки. — Он показал два пальца. — Двое. Хорошие такие детишки. И жена ничего. Мы поженились, и она уехала в Москву, на стройку штукатуром. А затем медсестрой в больницу… а потом и я уехал. Токарь я. Коллектив у нас хороший. Я пользуюсь авторитетом. Морально устойчив. А денег мало. — У Глотова сорвался локоть со стола. Он смущенно хихикнул. — Извините. А денег мало. Жена всю душу вымотала. Мало и мало. А где я больше возьму?
— Любишь жену-то? — спросил мужик и вытащил из портфеля еще одну бутылку.
— Детей люблю, — строго ответил Глотов.
Глотов лихо опорожнил еще один стакан. Когда он поставил его на стол, сквозь мутную пелену различил, что мужик тоже вроде вытирает губы.
— Значит, не считает тебя жена за стоящего человека, — утвердительно сказал мужик.
Глотову трудно было говорить, и он только покрутил головой.
— Да, нехорошо, — посочувствовал мужик. — А ты докажи ей.
— Как? — спросил Глотов, и ему показалось, что это сказал не он, а кто-то другой.
— Достань денег.
— Где? — Глотов икнул.
Мужик пожал плечами, сморщился, будто соображая что-то, потом произнес, понизив голос:
— Тут неподалеку один гад живет. Занял у меня три штуки и не отдает. Кровные мои. Я на Севере вкалывал. Понимаешь? Потом заработал, а он не отдает. Хотя может. Торгаш он. Ворует как падла, а долг не отдает.
— Сс-с-волочь! — презрительно скривился Глотов.
— Точно. Надо наказать его. Он сейчас в командировке, квартирка пустая. Подломим дверку — и порядок.
— Это как? — какая-то тревожная мысль мелькнула у Глотова в мозгу и тотчас прочно завязла где-то в пьяных дебрях.
— Очень просто, — весело сказал низенький. — Бац — и все. Ты малый здоровый Вон плечищи какие. Толкнешь разок, и нету дверки. Внакладе не останешься. Много денег женушке принесешь. Детишек приоденешь.
Глотов тяжело склонился над столом, зажмурился. Завертелось перед глазами лицо жены, теперь невероятно красивое и приветливое. Лида ободряюще кивала ему и посылала воздушные поцелуи, а у ног ее терлись оборванные жалостные детишки Особо Варька была жалостная Глотов открыл набухшие веки. На ресницах у него блестели слезы.
— Ну что? — осторожно разглядывая его, спросил мужик.
— Давай. — Локоть у Глотова опять сорвался со стола.
Они шли по каким-то шумным улицам. Глотов старался держаться твердо, но все равно то и дело заваливался на своего низенького спутника. Тот одергивал его, матерился жестким шепотом и все что-то про жену ему втолковывал, про детишек, про мужицкую гордость. Глотов покорно качал головой и потихоньку наливался обидой к жене за ее такое оскорбительное к нему отношение. Потом они ковыляли по безлюдным гулким переулкам, залитым медным закатным солнцем, и Глотову опять виделся его тихий Утинов, и он даже пропел что-то про родную хату и старую мать. А потом был прохладный подъезд с белой лестницей и голубыми стенами, лифт с зеркалом, обитая блестящим дерматином дверь, которую Глотов выдавил с одного маха; парфюмерный аромат квартиры… Глотов стоял, покачиваясь и держась рукой за стену, а мужик живчиком суетился по комнатам и набивал чем-то свой расхристанный портфель, а потом опять лифт с зеркалом и с неприличной надписью под ним «Варька сука», белые ступени и голые стены, и утонувший в расплавленной меди переулок.
В сырой черной подворотне мужик отсчитал Глотову деньги, рассовал ему по карманам и сказал: «Здесь четыреста». А Глотову вдруг показалось, что его объегорили, и он выцедил с угрозой: «Мало!» — «Чего?» — спросил удивленный мужик. Глотов занес над ним круглый кулак и повторил: «Мало…» Мужик съежился и снова полез за деньгами: «Вот еще двести». Глотов мрачно усмехнулся и сунул деньги за пазуху. Он казался сейчас себе сильным и всемогущим. На шумной улице его замутило, он обмяк, и ему захотелось домой. Мужик остановил такси, впихнул туда Глотова, потряс его, проорав на ухо: «Скажи адрес!» — и захлопнул дверцу.
Он долго колошматил кулаками в дверь, позабыв, что имеется звонок, и когда наконец остервеневшая от злости Лида открыла дверь, неуклюже обнял жену, задевая плечами стены, протащил ее на кухню, вывалил деньги на стол и с трудом проговорил:
— Вот, распррржайся…
Лида охнула и, завороженно глядя на деньги, спросила:
— Откуда?
— Т-сс… — Глотов прижал указательный палец к презрительно вывернутым губам. — Государственное дело. Спецзадание. Аванс…
И уснул тут же на табуретке…