Перегрин

Пятого нумидийца я не обнаружил. Он был полноват, бежал последним, сильно отставая. Наверное, трезво оценил ситуацию и слинял по-тихому, решив приберечь пилум. Жаль, его кольчуга пригодилась бы мне! Я думал, что вернемся в Мизен через пару недель и не взял с собой денег. Мало ли, что случится, а так у Поллы сохранятся, пусть и не все. К сожалению, служба на либурне, за редким исключением, не дает возможности пополнять запасы за счет населения вражеской территории, а скудный однообразный солдатский рацион порядком надоел. Поэтому я сразу занялся сбором трофеев. В римской армии всё, что снял с убитого тобой врага — твоё. Остальное должен сдать, а потом получить долю после раздела командующим, который тот произведет по своим правилам, потому что обязательных не было. Первым делом я занялся трупом нумидийца в кольчуге и железном шлеме. Все-таки это более надежные доспехи, чем кожаные. Снял шлем, оголив голову с черными кучерявыми волосами, по которым суетливо перемещались вши, потерявшие источник питания и обогрева. Стянул портупею, на которой висели ножны гладиуса, и расстегнул кожаный ремень с бронзовой пряжкой в виде головы слона. На ремне висели кожаный кошель с двумя серебряными римскими сестерциями и шесть медных монет, судя по галере на аверсе, финикийских, и в кожаных ножнах обоюдоострый нож с рукояткой из оленьего рога. Потом занялся кольчугой. Залитая кровью, она липла к похолодевшему телу и к моим теплым рукам, снималась тяжело. На теле тоже хватало вшей, причем они старательно избегали мест, залитых кровью, которой питаются. Как мне рассказали, кольчугу римляне позаимствовали у галлов. Сами изобретать слабаки, зато хорошо перенимают и улучшают чужое.

— Давай быстрее! — прокричал матрос с тузика.

Я сделал вид, что не слышу его. Собрал остальное оружие и шлемы, в том числе и с лежавшего выше по склону, убитого пилумом Дейти, а заодно и подобрал щит галла. Раз уж он не удрал и спас мне жизнь, помогу ему. За утраченные щит и пилум ему пришлось бы платить. Я сложил всю добычу на шит и понес его к лодке.

Дейти уже сидел на задней банке. Матрос перевязал ему рану грязной тряпкой.

Я вернул галлу щит и пилум и добавил к ним шлем и ремень с гладиусом и ножом убитого им нумидийца:

— Это твое.

— Спасибо! — поблагодарил Дейти.

Он смотрел на меня так, будто я сделал что-то, чего не должен был. Наверное, в римской армии не принято выручать сослуживцев другой национальности и уж тем более из другого подразделения или делиться с ними трофеями.

Пока матрос греб к либурне, которая медленно сплавлялась, я отмыл кольчугу от крови. Распанахал ее, конечно, сильно. Один из наших велитов был кузнецом, возил с собой небольшой горн и наковальню, выполняя за это мелкие работы для судна. В свободное от службы время он чинил оружие и доспехи всем, кто мог заплатить. Брал не только деньгами, но и любыми ценными вещами. Предполагаю, что ремонт влетит мне в пару кожаных шлемов и гладиус или пилум. Зато у меня будут серьезные доспехи, не чета нынешним.

Когда мы поднялись на борт либурны, которая была уже напротив остановившейся римской армии, центурион подошел ко мне, осмотрел трофеи, после чего произнес:

— Наносил удары ты, конечно, неправильно. Надо было колоть, а не рубить. Когда рубишь, открываешь правую руку и правый бок, а когда колешь, весь закрытый. И колющий удар поражает надежнее, хотя при той силе, что бьешь ты, сойдет и рубящий.

— Я и колю, когда есть возможность, — не стал спорить с ним.

— Так, говоришь, пиратом раньше был? — молвил Фест Икций не столько вопросительно, сколько утвердительно

— Я много кем был, и пиратом тоже, — честно признался я.

— Я так и подумал, — с умным видом сказал центурион, по поводу сообразительности которого у меня были большие сомнения. — Ты не обязан был останавливаться и прикрывать раненого товарища, поэтому достоин фалеры или даже «Серебряной чаши». Я доложу о твоем подвиге командованию.