Перегрин

— Бревна и доски забирайте, где найдете. Утром это все достанется кимврам, так что никто возмущаться не будет. И сходите к снабженцам, наберите припасов на дорогу, — распорядился я, а сам отправился к легату.

Гай Попиллий Ленат расположился в своем шатре, который недолго послужил Луцию Кальпурнию Пизону Цезонину. От шатра Квинта Цецилия Метелла отличался только тем, что штора, закрывавшая отделение с кроватью, была темно-коричневой. Видимо, сделаны по одному образцу, утвержденному руководством республики несколько веков назад. Римляне, как и китайцы, простуживаются от ветра перемен. Легат пил белое вино из бронзового кубка на высокой ножке. На боках кубка был барельеф с мужиком, издевающимся над кошкой. Голову даю на отсечение, что это один из подвигов Геракла, которого римляне без зазрения совести сделали и своим героем. Гай Попиллий Ленат молча сделал жест рабу — сухощавому ассирийцу с непривычным для его народа, хмурым лицом — и тот подал мне такой же кубок с вином. Я не ошибся, на барельефе был Геракл, но романизированный, без бороды.

Легат жестом предложил мне сесть на трехногий табурет и спросил коротко:

— Пойдешь со мной?

— Нет, — ответил я. — Уплыву ночью по реке.

— Я так и подумал, что ты не захочешь сдаваться, — сказал Гай Попиллий Ленат. — Я бы тоже уплыл, но мне нельзя. Придется испить до дна здесь, а потом в Риме, где во всем обвинят меня, потому что больше некого.

Я знал, что он прав, что на него повесят всех собак, своих и чужих, но все же произнес:

— Зато твоя совесть будет чиста: ты оставался в каструме и не виновен в гибели легиона, даже спас, кого смог.

— Спасибо на добром слове! — криво ухмыльнувшись, молвил он. — Если доберусь до Рима, обязательно потребую, чтобы тебе дали в награду римское гражданство.

— Думаю, что твое требование сочтут несвоевременным, — предположил я.

— Может быть, — произнес он и потребовал: — Допивай и уходи.

Я залпом осушил кубок, вино в котором было на удивление хорошим, и покинул шатер, чтобы не мешать человеку сводить счеты с собственной совестью. В отличие от сведения счетов с жизнью, этот процесс бесконечен и не переносит свидетелей.

33

Ночью вода в реке и море кажется теплее, чем днем. Может, потому, что воздух становится холоднее. Впрочем, так кажется только первые минут пятнадцать-двадцать. Потом начинаешь замерзать. Стараясь грести бесшумно, мы плывем по течению ближе к высокому левому берегу, на котором расположились лагерем кимвры и их союзники. Там горят несколько костров, возле которых сидят по три-четыре человека и тихо разговаривают. Наверное, предвкушают завтрашний восторг от зрелища унижения заносчивых римлян и делят добычу, которая достанется им в каструме. В сторону реки не смотрят, а если и смотрят, то нас не видят. Мы в одежде и с вымазанными золой лицами. Может быть, самые зоркие заметят плот, на котором горкой сложены наши вещи и припасы на дорогу. Поскольку утром каструм достанется кимврам, снабженцы раздавали продукты всем, кто желал. Таковых было мало. Все равно ведь враги отберут лишнее, оставят самую малость, чтобы не сдох по дороге до Нарбо-Марциуса. Остальные кимвры спят и, наверное, видят во сне свой завтрашний триумф. У меня прямо руки чесались высадиться на берег и на прощанье перерезать несколько десятков глоток. Сдержался потому, что ночи коротки, а нам надо затемно убраться, как можно дальше от этих мест.

Когда вражеский лагерь остался позади, Дейти, который плыл по передним по другую сторону плота, предложил:

— Может, выйдет на берег, согреемся?

— Еще больше замерзнем, и потом будет трудно опять лезть в реку, — ответил я, хотя и самому чертовски хотелось выбраться из холодной воды, зубы уже постукивали. — Потерпите немного.

Я собирался проплыть мимо этого песчаного пляжика за высоким мысом, который река огибала по крутой дуге, когда услышал собачий лай. Гавкала она на вершине мыса. Сперва одна, а потом к ней присоединилось еще несколько. Значит, на мысу живут люди. Обычно для жительства выбирают именно такие места, защищенные водой и обрывистым берегом с трех сторон, а с четвертой строят укрепления.

— Поворачиваем к левому берегу, — прошептал я.

— Там деревня, — предупредил Дейти.

— Да, — коротко бросил я, потому что нижняя челюсть уже тряслась, трудно было говорить.

Река возле пляжика была мелкой, метров за пять до берега я достал ногами дно и пошел, круто разворачивая плот. Дно было ровное и плотное. Вскоре ко мне присоединились остальные, и мы быстро и легко вытащили наше плавсредство на песчаный берег рядом с шестью лодками-плоскодонками. Они были небольшие, с кормовой, средней и носовой банками. Не привязанные, но без весел. Именно эти лодки я и надеялся найти возле деревни.

— Перегружайте наши вещи на три лодки, — приказал я. — Дальше поплывем в лучших условиях.