Перегрузка

Хирург взглянул на человека в годах, сидевшего рядом, в котором Ним признал администратора госпиталя.

— Дамы и господа, — произнес администратор, — обычно из уважения к личным тайнам дополнительная информация не предоставляется. В данном же случае после совета с семьей было решено откровенно рассказать все, чтобы положить конец слухам. Поэтому на последний вопрос будет дан ответ. Но прежде всего я прошу вас из уважения к пациенту и его семье быть осмотрительными, когда вы что-то пишете или говорите. Спасибо. Продолжайте, доктор.

— Воздействие на человеческое тело электрического удара всегда непредсказуемо, — сказал хирург. — Часто дело заканчивается смертельным исходом, когда через внутренние органы в землю проходит большой заряд электричества. В случае с мистером Тэлботом этого не произошло, в этом смысле ему повезло. Электрический ток прошел через верхнюю часть его тела и ушел в землю по металлической опоре, пройдя через его пенис.

Послышались изумленные ахи, а затем наступила жутковатая тишина, когда, казалось, никто не смел задать следующий вопрос. В конце концов пожилой репортер все-таки решился:

— Доктор, а состояние…

— Пенис разрушен. Обожжен. Полностью. А теперь извините меня…

Пресс-группа, необычайно подавленная, удалилась. Ним остался. Он представился администратору и справился о семье Уолли: Ардит и Мэри. Ним не видел их с тех пор, как произошел этот несчастный случай, но знал, что скоро должен будет с ними встретиться.

Ардит, как узнал Ним, тоже находилась в больнице.

— Она была в шоке, — сказал администратор. — Полагаю, вам известно, что недавно погиб ее муж.

Ним кивнул.

— Молодая миссис Тэлбот сейчас с мужем, но других посетителей к нему пока что не пускают.

Администратор подождал, пока Ним настрочит записку для Мэри, в которой он сообщал, что в случае необходимости можно рассчитывать на него и что при всех условиях завтра он будет в больнице.

В эту ночь, как и в предыдущую, Ним плохо спал. Сцена в лагере Дэвил-Гейта снова и снова возникала перед ним как повторяющийся кошмар.

Утром на третий день он увиделся с Мэри, а потом с Ардит. Мэри встретила его у больничной палаты, где все еще находился на интенсивном лечении Уолли.

— Он пришел в себя, — сказала она, — но никого не хочет видеть. Пока. — Жена Уолли выглядела усталой, но что-то из ее обычной деловой манеры все-таки проглядывало. — А вот Ардит хочет вас видеть. Она знает, что вы приходили.

Ним тихо сказал:

— Полагаю, слова не имеют смысла, Мэри. И все же я очень сожалею.

— Мы все сожалеем. — Мэри направилась к двери в нескольких ярдах дальше по коридору и открыла ее. — Ним пришел, мама. — Она обернулась к нему:

— Пойду к Уолли. Сейчас я вас оставлю.

— Заходи, Ним, — сказала Ардит. Она лежала на кровати одетая, облокотясь спиной на подушки. — Как нелепо, что и я оказалась в больнице, да?

В ее голосе пробивались истеричные нотки, щеки были слишком румяными, а глаза неестественно блестели. Ним вспомнил слова врача о шоке и подумал, что Ардит еще далеко до нормы.

Он неуверенно начал:

— Прямо не знаю, что и сказать… — Он, запнувшись, наклонился, чтобы поцеловать ее. К его удивлению, Ардит вся напряглась и отвернулась в сторону. Он успел лишь неловко прикоснуться губами к ее горячей щеке.

— Нет! — запротестовала она. — Пожалуйста… не целуй меня.

Озадаченный, не в силах понять ее настроение, он пододвинул кресло и сел рядом с кроватью.

Оба молчали, потом она заговорила полузадумчиво:

— Они сказали, что Уолли будет жить. Вчера мы этого не знали, так что сегодня все-таки значительно лучше. Я думаю, ты знаешь, как он будет жить, я имею в виду, что с ним произошло.

— Да, — сказал он. — Знаю.

— Думаешь ли ты так же, как и я, Ним? О том, почему же это случилось?

— Ардит, я был там. Я видел…

— Я не это имею в виду. Я хочу знать почему.

Смущенный, он покачал головой.

— Со вчерашнего дня я много передумала, Ним. И решила, что несчастный случай, возможно, произошел из-за нас — из-за тебя и меня.

Он все не понимал ее.

— Прошу тебя. Ты перенервничала. Это ужасный удар, я понимаю, особенно почти сразу же после Уолтера.

— В том-то и дело. — Голос и лицо Ардит были напряжены. — Ты и я согрешили так быстро после смерти Уолтера. Я чувствую, это мое наказание. Уолли, Мэри, дети — все страдают из-за меня.

На секунду он замер, потрясенный, а потом горячо запротестовал:

— Бога ради, Ардит, прекрати! Это же нелепо!

— Разве? Подумай об этом, когда будешь один, подумай, как это сделала я. Только что ты сказал «Бога ради». Ты еврей, Ним. Разве твоя религия не учит тебя верить в Божий гнев и кару?

— Даже если и учит, я не принимаю всего этого.

— Я тоже не принимала, — печально проговорила Ардит. — А теперь удивляюсь себе.

— Послушай, — он подыскивал слова, чтобы разубедить ее, — порой жизнь заставляет какую-то семью страдать так, что кажется, будто она палит по ней из обоих стволов, а другие семьи не затрагивает. Это нелогично и несправедливо, но так случается. Я мог бы вспомнить конкретные примеры, как и ты.

— Откуда мы знаем, что те, другие примеры тоже не были наказанием?