Переяславская рада. Книга 2

Тишина наполняла варшавский воздух, и канцлер наслаждался ею в зимнюю ночь, как добрым крепким напитком, прохаживаясь по своему обширному кабинету, бережно ступая по пушистому ковру, полученному им в подарок в знак приязни и вечной дружбы от турецкого великого визиря.

Так постепенно уходят прочь заботы. Тишина и ночь делают свое дело. Как-то сама по себе возникает мысль: «Слава Иисусу, что мои маетности все в Краковском воеводстве, а не на Украине!» Эти приятные размышления на миг прерывает воспоминание о Костке Наперском.

«Хорошо, что удалось разгромить свою чернь,— с удовольствием думает Лещинский,— а то, не приведи господь, объединились бы они со схизматами Хмельницкого, очутились бы мы в геенне огненной».

Свечи ярко озаряют просторный кабинет. На ковер ложатся длинные тени от портретов в золоченых рамах. Канцлер останавливается перед каждым, ведет с ннм немую беседу. Этого днем не сделаешь. Хорошо, что ночь так спокойна.

Внимательно глядит на него со стены отец, воевода луцкий, кажется, кивает головой, одобряя мудрые замыслы и осторожные действия сына. Думал ли он, луцкий воевода, что его сын станет великим канцлером славной Речи Посполитой, вторым лицом после короля?

Канцлер подходит к другому портрету. Вот перед ним дядя, Ян Велигурский, архиепископ краковский. Ему обязан канцлер своими успехами на государственном поприще. Это он сделал его государственным мужем. Жаль, что смерть унесла архиепископа.

Архиепископ не улыбается и не кивает головой. он смотрит строго и вопрошающе. И канцлеру становится немного страшно от этого пронзительного взгляда. Он торопливо переходит к следующему портрету. Перед ним покойная жена Ядвига, урожденная Конецпольская. И ей не довелось из-за ранней смерти насладиться канцлерской золотою цепью и золотою звездой с крестом на груди мужа. Но Ядвига может быть покойна в царствии небесном. Канцлер не допустит, чтобы другая женщина могла радоваться его успехам. Экономка Янина государственными делами не интересуется. Ее обязанности дальше канцлерской опочивальни не идут.

Что ни говори, а канцлер не только верный слуга королевства, но и верный супруг.

Хорошие, благочестивые мысли рождает тишина. не случайно верит в приметы коронный канцлер Речи Посполитой. Любители вина, знающие великое множество хмельных напитков и разбирающиеся в них изрядно, не понимают, что самое драгоценное вино в мире — тишина. Ее можно пить без конца.

Довольный и утешенный, садится канцлер в кресло, положив натруженные ноги на низенькую, покрытую леопардовой шкурой скамеечку.

«Удивительное дело,— думает канцлер,— существуют люди, которые, подымая повсюду шум, рождая делами своими плач и стоны, для других создают тишину». Для канцлера такими людьми были иезуиты. Игнатий Лойола — человек папского ума. Канцлер смеется одними губами, беззвучно. Зачем нарушать тишину? Примета есть примета.

Осторожный, но настойчивый стук в дверь заставляет канцлера задвигаться в кресле. Он видит в зеркале напротив свое озабоченное, недовольное лицо и сам себя успокаивает: «Глупости! Может быть, это Клементин».

— Войди! — зовет канцлер.

— Ясновельможный пан канцлер,— отчетливо докладывает затянутый в шитый золотом камзол дворецкий Клементин, не затворяя за собою дверь,— тысячу раз прошу прощения за то, что позволяю себе нарушить покой вашей ясновельможности. Но вынужден уступить настойчивым домогательствам пана...

— Тысячу чертой в печенку тебе и твоему пану! Что такое стряслось, чтобы среди ночи беспокоить меня?

Канцлер задохнулся от гнева. Он раскрыл было рот, чтобы выгнать вон Клементина, по пз-за ого спины высунулась всклокоченная голова, затем возник ее обладатель, решительно выставивший за дверь дворецкого.

— Вы, пан?..— растерянно спросил канцлер, заслоняясь рукой, точно перед ним стоял призрак.

— Вашей милости покорный слуга, ротмистр Станислав Гроздицкий. Известия, привезенные мною от пана Ястрембского, настолько важны, что я осмелился немедленно явиться к вашей ясновельможности.

Гроздицкий подошел ближе к канцлеру и сказал:

— В Переяславе дня восьмого января Хмельницкий со старшиной, купно с чернью, присягнули царю Московскому на вечное подданство Украины Москве.

И хотя Гроздицкий произнес эти слова тихим, хриплым голосом, Лещинскому показалось, что пушечный залп прогремел под высокими сводами замка, раскалывая могильную, гнетущую тишину,

6

Все пошло вверх дном в ту суровую зиму 1654 года, когда его святейшество папа Иннокентий X получил известие от своего варшавского нунция Иоганна Торреса о Раде в Переяславе.

Нe снилось и не гадалось переяславчанам, как глубоко и как надолго западет в память римских пан даже самое название их города. Никто из множества обитателей города и не подумал, что во вселенской столице, в печальной памяти Ватикане, за суровыми стенами иезуитских коллегий, в монастырях, в палатах королей и в княжеских замках не однажды будет идти речь о событии, происшедшем в Переяславе.