Переиграть время

— Хорошо, что я тебя к Наполеону не отправил…

В тишине он поднимается, несколько раз прохоживается от одного угла комнаты до другого, потом внезапно подходит к письменному столу. Достав знакомую чёрную папку с архивными документами он быстро пролистывает страницы, потом на миг замирает, вчитываясь, и резким движением перебрасывает её мне.

— Свою заметку посмотри.

C возрастающей тревогой нахожу ту самую заученную наизусть, пожелтевшую от времени бумагу из НКВД, пробегаю глазами по сухим строками. Ещё раз…

Вторая часть изменилась.

"…Лейтенант Р. Онезорг задержан сотрудниками после обезвреживания седьмого снаряда. Расстрелян 26 мая 1945 года. Дело закрыто".

Прикрываю глаза.

Расстрелян. Всё-таки расстрелян. После всего — и без сомнений и колебаний. Всего лишь на третий день после моего исчезновения, стало быть практически без суда. И на что же я рассчитывала? На что осмелилась надеяться? Снисходительность к врагам — смешно.

— Это несправедливо!

Рудов недоумённо поднимает бровь в ответ на мою реплику обиженного ребёнка. Когда я со злостью захлопываю папку и резко откидываюсь в кресле, у него в глазах наконец-то мелькают весёлые искорки понимания.

— Я же говорил тебе не браться судить тех людей с нашей позиции. Это заранее безнадёжное занятие и неблагодарное к тому же. Оставим это…

— Оставим? — сквозь зубы. — Нет, я это так не оставлю.

В голосе профессора появляется заметное напряжение.

— И что же ты собираешься делать? Надеюсь, не…

— Именно, — решительно поднимаюсь и подхожу к двери. Ещё раз проверяю наличие своего крошечного медальона — а по научному "временного перемещателя". Рудов в некоторой оторопи следит за моими действиями. — Я возвращаюсь в прошлое.

— Нет! — коротко резюмирует профессор.

— Да, — на пороге оборачиваюсь. — Вы мне поможете?

Рудов с мученическим стоном обхватывает голову руками. С улыбкой слушаю такое знакомое "За что мне эта напасть?" и всё больше проникаюсь уверенностью в том, что желанную помощь и главное поддержку я всё же получу.

Потому что в должной степени подготовить меня к путешествию в прошлое может только один профессор. А дел будет очень много — если конечно я не хочу изменить существующую на данный момент ситуацию в худшую сторону.

Нужно ведь не только подготовить всё необходимое для побега. Помимо всего этого — деньги на ближайшее будущее, достоверные «чистые» документы, которые не смогут раскусить даже специализированные органы. Билет на поезд куда-нибудь в Европу — подальше от России. И много других мелких ньюансов, которые мне самой ну никак не учесть полностью. И поэтому я так рада, что Рудов всё же скрепя сердце соглашается на мою авантюру.

* * *

— Главное, никакой самодеятельности, — в последний раз инструктирует меня профессор. Слушаю вполуха, машинально киваю. Разум сосредоточен совсем на других вещах. — Проходишь в здание, усыпляешь охрану, забираешь своего Онезорга. Где должны быть машины — знаешь, я уже обьяснял. Подробный план здания имеешь. Это пропуск, — принимаю жёлтую бумажку с заковыристым росчерком. — Кем подписан, лучше не спрашивай.

Киваю. Лучше действительно не спрашивать. Надеюсь, ему не пришло в голову подделывать подпись самого Сталина…

Рудов чуть сжимает моё плечо и отходит на шаг.

— Ну всё. Будь осторожнее. И запомни — никакой самодеятельности!!!

Усмехаюсь; рука касается едва заметной кнопки временного переместителя. Кажется, Рудов говорил что-то ещё, но я уже не расслышала. Темнота — как мгновенная потеря сознания.

Надо будет всё же попросить его усовершенствовать сей механизм.

Несколько секунд на то, чтобы прийти себя и даже не открывая глаз ощутить, как изменился воздух. Не чувствуется едких выхлопных газов, словно и дышать стало легче. Чуть пошатнувшись поднимаюсь на ноги, заставляю себя собраться и сконцентрироваться. Вновь войти в роль. Уже въевшиеся в кровь привычки поднимаются откуда-то из глубины. Резкий разворот плеч, ровный чеканный шаг, идеально прямая спина, сталь и холод во взгляде.

Выйти из-за прикрытия дома, уверенным шагом направится к мрачному серому зданию.

Солдат у входных дверей вскидывается и предупредительно опускает ладонь на кобуру. Не останавливаясь, достаю из внутреннего кармана профессорский пропуск, встряхиваю его так, чтобы сложенный вчетверо листок развернулся. Взгляд солдата мгновенно стекленеет и он застывает, уважительно отдавая честь. Столь же безмолвно убираю заветную бумажку обратно и прохожу внутрь. Интересно, чью всё-таки подпись скопировал Рудов?

Длинный коридор, снующие туда-сюда люди в военной и штатской одежде. Воссоздав в памяти план, поворачиваю направо в незаметный коридор, спускаюсь вниз по витой лестнице. Стальная решётка заперта, рядом охрана. Пропуск как по волшебству раскрывает все двери. Дальше, вдоль закрытых камер, ещё ниже по очередной лестнице — это здание тянется на целых три этажа под землёй. Мне в самый низ — куда уводят уже приговорённых.

У последнего блока усиленная охрана. Даже при виде заветной бумаги из глаз солдат не исчезает острая подозрительность.

— Не положено.