Переигровка – 5 Фарватер Чижика

С этой мыслью я и уснул.

Проснулся, как водится, без четверти три. Выпил полстакана боржома, посмотрел в окно на ночную Москву. Небо ясное, луна, только начавшая худеть, светит ярко.

Что-то насчет нового императора… Мерзкое. Упырёк он, несменяемый президент республики, вдруг ставший императором.

Но сон забылся, не успел я его ухватить. Не очень-то и старался. Где я, где Бокасса. А что мерзкое… Хороший человек в императоры не лезет.

Я вернулся в постель, досыпать. И снились мне бабочки, летающие над цветочной поляной, и сам я был бабочкой, большим махаоном.

Приятный сон. Лёгкий.

С легкостью в теле я и проснулся. Прогулялся вокруг гостиницы, сорок пять минут ходьбы в умеренно-быстром темпе, сто двенадцать шагов в минуту. Прохожие уже привыкли, что в семь сорок гроссмейстер Чижик в синей мастерке с большой буквой «Д» на спине вышагивает утренние пять тысяч шагов. Сколько доктор прописал.

У входа в гостиницу меня перехватил небрежно одетый человек лет сорока.

– Я от Галины Леонидовны, – начал он, забыв поздороваться.

Три дня назад я ужинал с матушкой и Галиной, и Галина попросила принять участие в судьбе молодого и талантливого писателя. Сама она ничего об этом писателе сказать не может, с ним незнакома, знает лишь, что зовут его Андрий Слива, но её, Галину, просил хороший человек. И, если можно…

Я, понятно, сказал, что непременно и обязательно, пусть приходит.

И вот он пришёл.

Ладно, посмотрим. Поговорим. Почитаем.

– Заходите, – сказал я, и провел его в холл. – Подождите немного, я переоденусь.

– Да ничего, мне всё равно, как ты одет, – сказал он.

– Простите, как вас зовут?

– Тебя не предупредили, что ли?

Я повернулся и пошел к лифту. На восьмом этаже мой номер. С прекрасным видом на Москву.

– Эй, эй, – догнал меня он. – Ты что, на «ты» обиделся? Ну, извини. То есть извините. Я по простоте, мы ж писатели, одна компания.

– Так как же вас зовут?

– Андрий, Андрий меня зовут. Как сына Тараса Бульбы, того, что к полякам перебежал.

– А по батюшке?

– Степанович.

– Прошу вас, Андрий Степанович, подождите меня в креслах. Мне необходимо переодеться.

Андрий Степанович нехотя вернулся на место. Попахивает от него и винцом вчерашним, и пивком утренним, и вообще.

Вот тебе и бабочки…

Ладно, посмотрим.

Я наскоро принял душ, переоделся в дневной костюм, светло-серый, полушерстяной, и спустился в холл. Двадцать две минуты.

Андрий не ушел. Дожидался.

– Теперь я к вашим услугам, Андрий Степанович.

– А… Это… Мы не можем куда-нибудь пройти?

– В смысле? Холл – самое удобное место для разговора, разве нет?

Холл в «Москве» и в самом деле хорош. Мы сидели в удобных креслах у низкого столика, слева и справа стояли кадочные пальмы, прикрывая от чужих глаз. Что еще нужно для разговора двух незнакомых людей?

– А… Я думал, в ресторан…

– Благодарю, но я вынужден отклонить ваше приглашение. Во время турнира строгий режим, утром я обхожусь стаканом кефира, ради которого идти в ресторан непродуктивно. Время дорого.

Не думаю, что Андрий приглашал меня в ресторан, скорее, наоборот, он напрашивался на приглашение. Да, я частенько встречаюсь с писателями в ресторане, именно здесь, в «Москве» – но никогда за завтраком, это первое, и только с теми, с кем хочу – это главное. И да, сейчас я завтракаю в молочном магазине в пяти минутах ходьбы отсюда, стаканом кефира и свежей булочкой, их, свежие булочки, привозят аккурат к девяти, тёплые.

– Я – лучший писатель Москвы и окрестностей, – заявил Андрий. – Но писательством, настоящим писательством прожить сегодня нельзя.

– Вот как? – удивился я.

– Именно. Я написал лучший роман послевоенного времени, но вынужден перебиваться случайными заработками.

– Это бывает, – согласился я. – Простите, я провинциал, а до провинции новинки доходят не сразу. Какой роман вы имеете в виду? Где опубликован? Когда?

– Он… Он ещё не дописан.

– Понимаю.

– Гоголь «Мертвые души» всю жизнь писал.

– Положим, до «Мертвых душ» он «Вечера на хуторе» написал, и «Миргород», и «Ревизора», да и первый том все-таки к тридцати трем годам опубликовал.

– Мне тридцать два, – быстро сказал Андрий.

Я не ответил. Что тут отвечать? Выглядел он на сорок. Без всякой натяжки – на сорок.

– И вот… – он замолчал.

– И вот? – нейтрально сказал я.

– Я хочу… – он опять замолчал.

– Что вы, собственно, от меня ждёте? Что я могу для вас сделать?

– Это невыносимо – быть лучшим писателем Москвы и работать из куска хлеба, – продолжил Андрий.

– А кем вы работаете?

– Да так, – махнул рукой лучший писатель Москвы. – По разному. Грузчиком на базаре, дворником, на уборке яблок. Сейчас в котельную хочу устроиться, оператором, но нужно курсы пройти.

– Так что я могу для вас сделать? – повторил вопрос я.

– Примите меня в свой журнал, – заявил Андрий.

– В смысле – примите? Мы ж не пионеры. В качестве кого?

– Редактора. Или кого-нибудь в этом роде.

– А у вас есть опыт работы редактором?

– Опыт дело наживное.

– Допустим. А образование у вас…

– И образование – наживное. Техникум. Киномеханик. По диплому.

– И вы готовы переехать в Чернозёмск?

– Нет, но… почта…