Перекати-поле

У него начали слезиться глаза, когда он смотрел на людей из его родного города, расположившихся в первом ряду, — всю приемную семью Джона. Сердце болезненно сжалось при виде постаревшей Эммы, всегда такой бесстрашной, а сейчас напряженной от волнения и опиравшейся на палочку, и фигуры его героя и по сути отца, тренера Тернера, который преждевременно постарел практически до неузнаваемости. Даже его тетя, с которой он виделся на Рождество, казалась более болезненной и хрупкой. Но самый сильный эмоциональный шок он испытал, когда увидел белокурую голову Кэти Бенсон. Она сидела рядом со своим сыном, а место по другую сторону от нее было предусмотрительно занято для Джона. С годами она стала еще красивее, и Трей с нежным удивлением отметил, что горделивая прямая осанка, которую она усилием воли воспитывала в себе еще до встречи с ним, осталась неизменной. Но теперь эти маленькие плечи были уже так дисциплинированы, что просто не могли поникнуть.

Он не отрываясь смотрел на нее через свои очки, рискуя, что она почувствует пристальный взгляд его влажных от слез глаз и обернется. Кэти не обманула бы его измененная внешность. Когда-то она могла чувствовать его взгляд. Может быть, она и сейчас думает о том, что он находится где-то среди собравшихся и смотрит на нее?

Во время тех многочисленных пунктов программы, когда всем присутствующим предписывалось встать, он был удивлен и разочарован, что она ни разу не обернулась, чтобы поискать глазами его знакомую темноволосую голову. Все ее внимание было сосредоточено на главном действующем лице церемонии — впрочем, как и внимание Трея, когда он не думал о Кэти. Было не так уж трудно узнать в этом мужчине в белой сутане того мальчишку из их детства. Он остался почти таким же — повзрослел, конечно, возмужал, но все же это был тот самый Джон, олицетворение спокойной силы, целеустремленный, сосредоточенный, уверенный в себе, в постоянном согласии с самим собой и со всем этим миром. И такой не похожий на человека, который сейчас за ним наблюдал.

Наконец наступил тот эмоциональный момент, о котором он читал и к которому готовил себя. Когда хор затянул Литанию всем святым — красивую молитву, распеваемую в церквях уже не одну сотню лет, — в центральный проход вышел Джон. Взгляд Трея вновь затуманился от подступивших к глазам слез, когда знакомая фигура в белой сутане легла перед алтарем лицом вниз и вытянула руки в стороны в форме креста, символизируя покорность и посвящение жизни Богу.

Только одному Трею было известно, что привело этого человека сюда. И он надеялся, что это принесет в душу его друга тот мир, которого тот так хотел.

Во время оставшейся части церемонии Трей держал себя в руках, но все же ему пришлось опять вытирать глаза, когда епископ и другие священнослужители положили свои руки на голову Джона в ритуале рукоположения, который провозглашал его одним из них, преемником Святого Духа со священным правом выполнять обязанности священника, ритуале, который навсегда ставил его выше его прежней жизни. Трею казалось, что служба эта не закончится никогда, но оставался еще волнующий обряд облачения, когда бывший служка отца Ричарда встал перед ним на колени, чтобы принять столу и ризу, которая надевалась через голову, так что он был похож на рыцаря, облачающегося в боевые доспехи. Ни единый звук не нарушал торжественного молчания взволнованной паствы. Но Трей не был растроган. Трей в душе укорял отца Ричарда за то, что тот отлучил Джона от футбола, сыграв на его уязвимости, которая после того рокового ноябрьского дня была очевидна, как зияющая рана. «Интересно, исповедовался ли Джон своему духовному отцу, рассказав о своей роли в когда-то случившемся?» — подумал Трей.

Едва успев вытереть глаза, он увидел профиль Кэти, повернувшейся в сторону происходящего таинства, и грудь его пронзила острая боль утраты. Этот лоб, нос, маленький волевой подбородок, знакомый взмах ресниц — все было таким же, как запечатлелось в его памяти. Ее сын, симпатичный подросток, уже перерос ее на целый фут. Плечи его были развернуты, голова высоко поднята, взгляд прикован к Джону. Сердце Трея сжалось. Что бы произошло и как бы сложилась его сегодняшняя жизнь, если бы тогда он сыграл в заключительные минуты последней четверти своего детства по-другому? Смог бы он полюбить этого мальчика как собственного сына или же отказался бы от него, как в свое время Берт Колдуэлл отказался от Джона? Он этого уже никогда не узнает. С его стороны было ошибкой приезжать сюда, но оставаться в стороне он тоже не мог. Он должен был убедиться, что их с Джоном тайна по-прежнему не раскрыта. Теперь Джону даны полномочия действовать in persona Christi — от имени Христа. И как бы больно Трею ни было присутствовать здесь сегодня, он все равно был убежден, что даже в момент жестоких угрызений совести Джон Колдуэлл, посвященный в сан священника член ордена Общества Иисуса и защитник веры, никогда не раскроет всей правды о своем единственном в жизни грехе.