Меня начинают терзать смутные сомнения, Бородавка это чувствует и в разговорах со мной всячески напирает на то, что надо присмотреться к участнику харьковского сопротивления хунте, Петрунько. «Совершенно случайно» в сети появилась информация о том, что именно Александр Петрунько работает на СБУ, и Бородавка сразу обращает на это мое внимание. Дескать, все сходится, его завербовали, когда задержали и пытали в Харькове в январе 2015 года в Крещенскую ночь. Да, Петрунько, действительно сутки провел в пыточной. На нем отрабатывали «гуманные» технологии, которые американцы применяли в Гуантанамо. Били электрошокером в пах, выводили к яме на расстрел. Обмотали скотчем и топили в ведре с водой, выпытывали адреса, явки, фамилии участников харьковского сопротивления и предлагали сотрудничать, распространять в соц. сетях нужные вбросы.
Сашко напирал на свою неграмотность, ведь он детдомовец и высоким стилем не владеет. Зашел старший, видит, что Святой молчит, говорит: «Снимите с него крест — ему Бог помогает!»
Петрунько был участником сопротивления, вместе со всеми брал штурмом облсовет первого марта 2014 года, но не прятался.
Совершенно открыто вел ежедневный митинг «Свеча памяти», на котором поминались жертвы разгоревшейся на Украине гражданской войны. Взят он был возле палатки АТО только потому, что вдруг все запели гимн Украины, а он знал только два слова: «Ще не вмерла!» Адептам украинской идеи это показалось крайне подозрительным, и его задержали.
Мучители, утомившись его пытать, напоследок влили ему в горло бутылку водки, вывезли и бросили у дороги.
Бородавка напирал на то, что Петрунько не мог выйти, не подписав соглашение о сотрудничестве, и теперь слив информации в СБУ идет именно через него. Мне было сложно разобраться, Бородавка ловко склеивал доводы. Дескать, смотри он вышел оттуда, почему его отпустили? Он и там, в Харькове, людей подставлял, вот люди на него жалуются и прочее. Он и за тобой тут следит неотлучно.
Да, действительно, Петрунько неотлучно сопровождал меня в Москве, разделял со мной все тяготы, которые выпадали на нашу долю. Он хорошо физически подготовлен, был неприхотлив, мог терпеть голод и вообще любые перегрузки, никогда не роптал. Знал про меня если не все, то почти все. Он часами простаивал со мной на церковных службах, выступал на ТВ, грузил гуманитарку, проводил воспитательную работу среди либералов и залетных бандеровцев.
Вообще, всегда, днем и ночью, готов был к выполнению задач. Не заботясь о том, что есть и пить. Но появлялись люди, которые, видя нашу нужду, не давали умереть с голоду. А иногда мы, оказавшись без копейки в кармане, на людной улице могли найти тысячу рублей, которую каким-то чудом никто из прохожих не замечал. Я говорил: бери, Саня, это Господь вспомнил, что мы сегодня с тобой еще ничего не ели.
В итоге получалось, что я был настолько важен в глазах СБУ, что они приставили ко мне столь ценный кадр. Да и вообще, могло ли СБУ располагать агентом столь высоких морально-волевых качеств?
Уже позже однажды Петрунько пришлось посидеть в полицейском участке на Якиманке за вторичный срыв педофильной выставки. Начальник отделения Павел Василенко был к Петрунько враждебно настроен, и его три дня забывали кормить и поить. Сашко перенес это стоически, и к удивлению Василенко (который был уверен в том, что депортирует Петрунько) даже вида не подал, что что-то не так.
А для Бородавки, игравшего роль политэмигранта, вынужденная аскеза была невыносима. Одно время он жил с Петрунько, Роговым и Пойдой (Чебурашкой) под Москвой и периодически объедал товарищей. Однажды яростно сцепился за банку консервы с Чебурашкой возле холодильника. Если бы не вмешательство Сашко в роли рефери, то в последующем полицейском протоколе могло значиться, что смертоубийство произошло на почве внезапно возникших неприязненных отношений, а помятая зубами чревоугодника Бородавки консервная банка стала бы важным вещдоком.
В целом Бородавка не терял времени на размышления о душеспасительности добровольного самоограничения. Он активно внедрялся в политическую тусовку Москвы, везде где только можно завязывал контакты, светился на ТВ. Юлил, лебезил, стелился под любым ресурсным и нужным ему человеком и пренебрегал теми, кто был ему не нужен. В этой тусовке он чувствовал себя как рыба в воде, о таких мелочах, как легализация своего пребывания на территории России, не думал. Его, как говорится, понесло. Одна наша общая знакомая И. поведала мне, что Бородавка ей хвастался, что даже второго мая после траурных мероприятий, посвященной одесской Хатыни, у него были шашлыки и секс.
Слово «бабки» было наиболее употребляемым в его лексиконе.
Однажды при мне Бородавка, забывшись, как бы между прочим разменял сто долларов, а потом, спохватившись, стал путанно объяснять происхождение валюты и в заключение говорит: «Да, Серега, ты для меня так много сделал, я куплю тебе чебурек!»