В ХХ веке материалисты утверждали, что сознание — это форма отражения, но в веке XXI даже ученые в это не верят. Уже очевидно, что сознание — это форма проявления, а что именно проявить, что пропустить через себя, на какой канал настроиться, это зависит от нас.
Мне представилось, что на земле всего пять борющихся организмов цивилизаций и один из них расслаблен и расчленен. Меня преследовало чувство, как будто некое существо дышит мне в затылок и что-то от меня требует, а я против него — микроб. Тогда записал для себя в дневнике, что это дыхание пробуждающегося былинного богатыря, спавшего вековым сном. Мне был уже понятен один важный закон физики — из двух проводников лучше тот, который дает наименьшее сопротивление. Надо было записать в виде письма и по возможности без искажения то, что я провел через себя на горе Хоривице. Конечно, перечитывая сейчас написанный мною тогда текст письма, вижу свою наивность и то, что все же пытался его адаптировать для понимания.
И все же идея, которая мне пришла на горе Хоривица, никак не соответствовала моему личному масштабу. Я решил: единственное, что могу сделать — это передать письмо Путину. Стал готовиться к поездке в Москву.
За неделю до поездки мне приснился странный сон: во сне пришли Витя Цой и покойный ветеран войны Василий Артемович, дошедший до Эльбы, отец моего товарища — художника Славика Котенко. Витя Цой мне что-то говорил, но я запомнил только одно, последнее: «Раньше трех часов не выходи, в разборки попадешь».
Спрашиваю: дня или ночи?
— Ночи
Прощаясь, Витя протягивает руку Артемычу, я тоже протягиваю руку, а он мне говорит: «Еще не время». И прощается кивком головы.
Проснулся в некотором недоумении, что это все значит? Интересно, где и когда всплывут эти три часа? Нет, я не хочу в эти ночные разборки!
Припоминаю еще, что Артемыч с Цоем перекинулись парой фраз:
— Ну что, он урок (блатных) не видел?
— Видел.
— Значит, переживет как-нибудь.
И исчезли.
Для меня Артемыч являл образ настоящего русского солдата. В детстве он осиротел. Воспитывался в Куряжской колонии под Харьковом известным педагогом Антоном Макаренко. Фильм «Путевка в жизнь» — это про него. Трудно поверить, но, воюя в пехоте и даже в штрафбате, Артемыч дошел до Берлина. Истории, которые рассказывал о войне Василий Артемыч, в основном касались мая 1945-го, и сюжеты были веселые. Он вспоминал встречу с американцами на Эльбе, и эпизод, когда вместе с ними воспитывал англичан за то, что они не хотели меняться провиантом. Причем в сюжет избиения английских часовых, охранявших винзавод или колбасный цех (уже точно не помню), я не особо верил. Пока не увидел по каналу «Дискавери» откровения американского ветерана о том, как они вместе с русскими лихо разобрались с чопорными англичанами, которые, вместо того чтобы праздновать победу, нудили о важности соблюдения устава воинской службы.
Образ никогда не унывающего Василия Теркина и образ Василия Артемыча для меня слились воедино. Если послушать его рассказы, то нацистский зверь был загнан в свое логово лишь шутками да прибаутками таких весельчаков, как он.
Написав письмо Путину, в обстановке строжайшей секретности приготовился к поездке. Перед выходом из дома присел на дорожку и выхожу из дверей. В дверях — мой друг юности Андрей, с которым мы учились в ХСТ (Харьковский строительный техникум) на архитектурном отделении. Он только что купил новую красную куртку пиджачного типа и говорит:
— Далеко собрался?
— В Москву.
— И что, ты в своей кожанке поедешь? Так это до первого мента. Каждый будет останавливать. Давай меняться.
Едем до вокзала. По секрету рассказываю ему о целях поездки и показываю копию письма. Говорю, чтоб сохранил на всякий случай. К вокзалу подъезжает еще один друг, единственный, кто знал о цели поездки, и они оба меня провожают.
В Москве еду в метро, женщина читает книгу, заглянул — текст об Илье Пророке. Из выхваченной цитаты понял, что Илья должен что-то кому-то сказать. Думаю: да, текст по теме. Как говорится — верным курсом идете, товарищи!